КОРФ 2013 Последняя котельная

Каждый раз, когда я приезжаю в российский портовый город, меня поражает одно и то же обстоятельство. А именно — рыбный порт. Казалось бы, море, портовый город, корабли, рыболовство, ярусоловы, лебедка тянет трал, прокопченные солеными ветрами мужики… Во всяком случае, любой портовый город за границей выглядит именно так. В четыре утра половина мужского населения приморских городов садится на свои лодочки, выходит в море, закидывает сети и в семь уже продает свой улов на рыбном базаре. Чего на таких базарах только не увидишь. Рыбы и существа, названия которых даже не знал. Все это свежайшее. Все стоит недорого по местным ценам.

В Турине,который от моря вообще-то километрах в ста пятидесяти, мне подарили двух маленьких осьминогов на сдачу с двух евро. Цвет и вкус лосося, отведанного в Финляндии, до сих пор вызывают слюноотделение. Устрицы Ирландии в сезон считаются первыми по вкусовым качествам, устричные ресторанчики в Галвее составляют целые улицы, вся Европа едет сюда зимой на праздник живота и потребляет морепродукты тоннами. На Родосе мы попробовали какую-то странную морскую штуку. В Стамбуле рыбный базарчик располагается прямо на задворках набережной, рыбу можно купить с передвижных лотков, тут же вам ее пожарят и принесут к пластмассовому столику.

 

Приморские города живут морем. Туризмом, рыболовством, флотом, танкерами, сухогрузами, контейнеровозами, лайнерами, круизерами, паромами, яхтами, яхточками, корабликами, лодчонками, барками, карбасами, катерами, прогулочными аквариумами, стоянками, пирсами, причалами, крабами, макрелью и треской. На Ла-Манше движение как на Тверской в час пик.

 

Это естественно.

 

И самые оживленные места в портовом городе — это рыбный базар и порт.
Кроме России. В России все всегда не так.

 

Порт в российских портовых городах — совершенно пустое, мертвое место. Сюда ничего не заходит. Здесь ничего не стоит на рейде. Здесь никто не арендует стоянку. Здесь не играет на круизных лайнерах музыка. У пирса нет ни одной идущей с Бермуд на Камчатку частной яхты. Здесь не кипит разгрузка утреннего улова. Не идет погрузка пассажиров на прогулочные кораблики.

 

Здесь нет ничего.

 

Ничего, кроме военных, таможни и эфэсбэшников. Все, что есть в наших портах, — старое, облезлое пограничное железо. Которое стреляет во все, что только вздумает покуситься на наши священные воды. Ну и время от времени арестованное судно экологов, которое они охраняют.

 

Да вы и не сможете попасть в порт. Это запретная территория. Страшная военная тайна.

 

Ну, согласитесь, странно было бы видеть толпы немцев и французов, зашедших на пару дней в Питер посмотреть Эрмитаж и пришвартовавшихся в Финском заливе за двадцать баксов. Или датчан, привезших треску, потому что в Питере — открытая таможенная зона и самые либеральные законы.

 

Враг не пройдет. Граница на замке. Потопим любого.

Такая картина — по всей стране. Везде, от Калининграда до Владивостока. В приморских портовых городах де-факто не существует портов. Нет морского бизнеса ни в каком его проявлении. И что совсем уж досадно — нет рыболовства. Свежую рыбу по адекватной цене вы не сможете купить нигде, ни в Калининграде, ни во Владивостоке. Во всяком случае, у меня это не получилось ни там, ни там.


Мурманский порт.

Мурманск не является исключением. Пустой порт. Одинокий атомный ледокол в Кольском заливе. Пограничные катера. Пара сухогрузов. Рыбных ресторанов нет. Рыбного бизнеса нет. В ресторанах — треска по московским ценам. Гребешки? Кальмар? Краб? Лосось? Нет. Ничего нет.

Лосося, правда, выращивают на атомной станции, потому что там постоянно есть слив теплой воды с охлаждающего контура, но назвать морепродуктами продукцию этого рыбохозяйства, которая наверняка вся выращена на анаболиках, язык не поворачивается.

 

Мост через залив, который строили двадцать лет, еще с Советского Союза, — единственная достопримечательность, единственная гордость, хотя без уныния на это сооружение из серого бетона смотреть невозможно.
Пятиэтажки, девятиэтажки и двенадцатиэтажки. Пластик торговых центров. Отсутствие внятной дорожной сети. Грязные обочины. А если учесть, что Мурманску всего девяносто семь лет и старой архитектуры не существует в принципе, то смотреть не на что. Только на первый атомный ледокол «Ленин» на приколе. Культ которого в городе развит не хуже, чем культ Биг-Бена в Лондоне.

Атомный ледкол - единственное, за что цепляется глаз в порту. Названия не знаю. Но, кажется, именно на нем возили олимпийской огонь на Северный полюс. Только что вошел в порт.

Здесь, в этой потрясающей северной природе с этими каменными суровыми скалами, с зажатым в черно-белом рубленом рельефе зеркалом свинцовой воды, с горбами мигрирующих подводных лодок, на этих поросших лесотундрой сопках можно было бы построить потрясающий по красоте город. Мужской. Настоящий. Красочный. Как это умудряются делать те же норвежцы. Но вышло как всегда. И главный город региона, столица российского Кольского полуострова, представляет собой все то же нагромождение страшных блочных коробок без следа архитектурной мысли или порыва к красоте.
Наши потомки, наверное, будут сильно удивляться людям, которые жили на этих землях лет за триста до них и умудрились утыкать целый континент одинаковыми безличными городами.


Мурманск. Вид из окна гостиницы. Почти самый центр.


А природа тут действительно шикарна. 

***

Камчатский краб массово размножился в Баренцевом море лет двадцать назад. Хотя завезли его с Дальнего Востока еще в середине прошлого века. И, как всегда случается при попадании в ареал нового крупного, более приспособленного к выживанию вида, это привело к нарушению экосистемы. Второе его название — краб-стригун. Жрет все подряд. Оставляет без пищи донных рыб. Популяция морских ежей и моллюсков уже уменьшилась. А стригун сейчас как раз вступил в период, когда популяция может начать размножаться по экспоненте. И привести к экоциду.

Наибольшие проблемы это доставляет Норвегии, краб-стригун мигрирует против теплых течений, идущих как раз оттуда. Сдерживать его численность Норвегия пытается увеличением вылова. В России же все как всегда — ровно наоборот.
Разговорились с одним человеком. Занимался тем, чем и должен заниматься рыбак. Выходил в море на лодке, закидывал сети и ставил ловушки. Делал свой малый бизнес. Но разве это допустимо — дать рыбаку возможность заниматься ловом в приморском городе? Выделить квоты, определить размер вылова, упростить до минимума лицензирование, урегулировать и упростить систему сбыта, налогообложения, минимизации ущерба и так далее, и так далее. В итоге произошло то, что и должно было произойти в стране, где отсутствует государство, — на человека завели дело по браконьерству. И стали сажать ровно за то, чем соседний Киркенес (город в Норвегии недалеко от Мурманска. — Ред.) развивается. Там — рыболовные туры на вылов краба. Здесь — уголовные дела за профессию. При том что, даже несмотря на браконьерство и усиленный вылов, популяция краба все равно растет. Лови не хочу.

Как следствие — полное отсутствие рыбного рынка, уход промысла в соседнюю страну, утечка людей из богатейшего региона, посадки и запредельные цены у сетевиков на то, что само ползает под ногами.
Поддержка малого бизнеса, говорите?
Ну-ну.

***

В порту, у шестнадцатого причала, стоит арестованный «Арктик Санрайз». Как-то он даже в арестованном виде выделяется среди всего остального. Не смотрится судно экологов здесь, посреди всеобщего уныния, принятого уже, по-моему, страной за национальную идею. Не дай бог выкрасить что-то в какой-либо другой цвет, кроме серого! Не дай бог сказать что-нибудь в защиту природы! Не дай бог, нам кто-нибудь что-то скажет! Трех дней не проживет, как известно.

Ярко-зеленое пятно с оранжевой полосой и радугой и чайкой на борту. Пришелец из другого мира. Такая раскраска — почти само по себе преступление. Желали странного. Здесь так не принято. Здесь — не надо выделяться.

В порт, конечно же, не попасть, и мы фотографируем «Санрайз» со склона близлежащей сопки, от памятника «Алеше». По борту ходят какие-то люди. Может, работает следственная бригада, может,эфэсбэшники, а может, и просто охрана.




В кадр все время попадает лошадь. Здесь же, на склоне, около помойки, у выезда из гаражей, на фоне арестованного ярко-зеленого судна с радугой на боку окруженные сеткой-рабицей дети занимаются конным спортом. Познают мир, так сказать.


Григорий Пасько в одиночном пикете


Около СИЗО в машине круглые сутки дежурят гринписовцы. Говорят, что вот-вот арестованных экологов должны отправить в Питер, поэтому лишний раз раздражать ментов не стоит. Да и чекисты в последнее время из-за всей этой шумихи злющие — жуть. Фотографируем забор, ворота, достаем самодельные плакатики с призывами вернуть свободу Денису Синякову, делаем пару кадров. Ментов стараемся не раздражать, лишнюю шумиху не устраивать. В журналистике, как в медицине, главное — «не навреди». Мы-то поорем и уедем, а им с этими злыми охранниками еще сидеть, а потом и на этап отправляться.




Но хороших кадров не получается, в объективе лишь унылый, выкрашенный все той же шаровой краской забор с мотками колючей проволоки. Надо сменить точку. Находим выше по склону заброшенный недострой. Лезем туда. Из окна фотографируем расстилающийся как на ладони СИЗО. Хотя здесь больше подходит слово «острог». СИЗО — это из области правосудия. А это… Серое, старое, осыпающееся здание с маленькими зарешеченными окошками, лай одинокой собаки, черно-белые сопки, колючая проволока, заложники из Европы, обвиненные в бреднях, порожденных воспаленным чекистским мозгом, православие, самодержавие и народность, деревянные бараки, каторга, Мертвый дом. Острог — как он есть.





И вот здесь, тайно фотографируя из окна заброшенного дома полицейскую комендатуру, в которой сидят взятые в плен мои коллеги, в районе деревянных бараков, около памятника советскому воину, я ловлю себя на мысли, что все это — какая-то пошлейшая партизанщина. На своей же земле.



А если учесть, что в Мурманск я приехал по приглашению вражеской «Беллоны», за сотрудничество с которой сажали эколога Александра Никитина и журналиста Пасько, а сам Григорий Пасько стоит сейчас рядом и фотографирует острог из соседнего окна заброшенного дома и все это больше напоминает войсковую операцию, а не работу журналиста в свободной стране, — то да, партизанщина как она есть.





Поскольку фотограф из меня никакой, время от времени срабатывает выставленная на автомат вспышка. Долго оставаться в здании мы не можем. Быстро отщелкиваемся, выходим на улицу и идем к машине, в которой только и чувствуется облегчение — отработали, не попались, полицейские с чекистами не прибежали, в подготовке побега не обвинили, шпионаж не шьют, снимки не удаляют.
Операция прошла успешно, все улыбаются.



***
Хотя Мурманск совершенно не выглядит депрессивным или гопническим, ритм жизни тут ощущается вполне, и, как и в любом приграничном городе, где есть возможность бывать за рубежом, отношения в обществе здесь иные, чем в беспросветной континентальной глубинке. И все-таки люди отсюда уезжают. Уезжают массово. Лет пятнадцать назад население города насчитывало под пятьсот тысяч. Сейчас — триста. Огромный плакат о продаже квартир в Москве и Питере висит прямо на центральном перекрестке.
При том что Баренц-регион — потрясающе богатое по ресурсам место.


Район бараков недалеко от СИЗО. В самом крупном городе богатейшего региона.



***
По дороге в Заполярный останавливаемся у мотеля. Туалет, магазинчик, кафе, одиночные кабинки для ночевки. От Мурманска до Киркенеса двести километров, и здесь, на полпути, выпить чаю останавливаются многие.
Следом за нами приезжает туристический автобус. В салоне одни мужики. Оказывается — моряки. Едут в Киркенес, на свое судно, чтобы выйти в море за крабом.



Российские рыболовные суда в Россию разгружаться не идут. На работу мурманские мужики ездят в соседнюю Норвегию. А зачем? В Киркенес пришел, разгрузился и ушел. Чтобы только зайти в Мурманск, требуется два дня. Таможня, пограничники, ФСБ, прочая бюрократия. В итоге город с населением в четыре с половиной (!) тысячи человек производит и смысла, и продукции больше, чем город с населением в сто раз больше. Глядя, как русские мужики едут через границу за двести километров, чтобы там сесть на судно — наше же, российское, — уйти в море, потом вернуться и сдать улов в Норвегии, повышая ВВП соседней страны, вместо того чтобы ровно тем же самым заниматься у себя на родине… Я никак не могу понять, как такое могло получиться. Как моя страна дожила до всех этих людей, которые способны только запрещать, только не пущать, только стращать. Только убивать любые начинания. Любой бизнес. Любой труд. Не дай бог в России создать успешное дело. Посадят и отберут. Да и не дадут тебе это сделать.
Самые красивые, самые новые здания Мурманска — жилой комплекс сотрудников ФСБ. Почти в центре. Как раз напротив порта. В котором стоит «Арктик Санрайз».
***

Пограничный пункт между Россией и Норвегией выглядит на удивление современно. Даже изумляюсь. До тех пор, пока не узнаю, что и это здание строили тоже норвежцы. Впрочем, сама погранслужба работает на отлично. Быстро, вежливо, без проволочек, без хамства, без барства. Просто, приятно, по-человечески. Когда мы говорим, что опаздываем, и просим открыть еще одно окошко — тут же идут и открывают. На обратном пути мне даже говорят «здравствуйте», «пожалуйста» и «добро пожаловать домой». Что свобода перемещения животворящая с людьми делает…


Снимать на российской стороне я не стал, это норвежский КПП, но все выглядит точно так же. Вполне на уровне.




Ну, про культурный шок писать не буду. И так всем все понятно. Тут — середина индустриального периода, там — информационное общество. Тут — закабаление, там — свобода. Тут — бедность, там — благополучие. Тут — темно, там — светло. В прямом смысле. На российской стороне фонари есть только около заставы. Тут — пустые дороги (хотя сделаны хорошо, научились уже, ничего не скажешь), там — трафик. Тут ни одного домика и выжженная земля в приграничной полосе, там — первый же домик встретился сразу, в ста (!!!) метрах после КПП! И дальше домики уже не прекращались. Уровень владения территорией просто поражает.



Сразу (!) за границей. Свет, жизнь, траффик. У нас это была бы приграничная зона. Хотя дорожное покрытие на нашей стороне не хуже.

Для жителей тридцатикилометровой зоны в обеих странах введен безвизовый режим. Русские ездят в Киркенес за памперсами. Норвегия ввела программу поддержки материнства, и подгузники продаются без торговой наценки, по себестоимости. В итоге подгузники в Киркенесе пропали. Поначалу норвежцы пытались запретить россиянам покупать подгузники, потому что и своим детям нужно, а тут эти русские скупают грузовиками, но потом решили, что нет — если свобода торговли, то свобода торговли для всех. Дикие люди. Нет чтобы разгромить овощебазу. Или зарезать на задворках пару российских моряков…

 

Норвежцы приезжают в Никель заправляться бензином.

 

Эта разница целей поездок отражает для меня всю разницу между «нами» и «ими». Мир двадцать первого века вкладывается в свое будущее. Мы — лишь перерабатываем свое прошлое.



Проклятые жители государства члена НАТО скупают по дешевке наш суверенный бензин. Надо Мизулиногй сказать.

***

На конференции по экологическому загрязнению, на которой присутствует и мэр Киркенеса, замечательная веселая женщина, еще один наш товарищ, Дмитрий Шевченко, координатор «Экологической вахты по Северному Кавказу», узнает, что на него составлен протокол об оскорблении сотрудника полиции. Шевченко был задержан сотрудниками ФСБ в аэропорту Краснодара, якобы в рамках предолимпийских контртеррористических учений. Пытаясь добиться основания задержания и обыска, послал «в задницу эту вашу эфэсбэшную Олимпиаду!». Теперь ему пытаются вменить оскорбление сотрудников полиции. Партизанщина и Кафка.


Григорий Пасько поздравляет Дмитрия Шевченко с вступлением в сообщество "экологи - враги народа".

***

Когда живешь в полицейском государстве, на вещи начинаешь смотреть несколько под иным углом. В аэропорту провожает плакат «Наружка видна всем!». Не сразу понимаю, что речь идет о наружной рекламе. В моем мире наружка — это уже совсем другое.
Впрочем, лучшего слогана для страны Большого Брата и не придумать. Двое моих коллег сидят в остроге за профессию, случайный прохожий ходит под уголовным делом за профессию, мой коллега, с которым мы по-партизански фотографировали то, что фотографировать и так можно, три года отсидел за профессию, судно арестовано за профессию, порт стоит пустой, дома сотрудников ФСБ растут.

Наружка видна всем!

Помни.




PS: Отличное видеодополнение. Рыбаки пытались поймать пинагора, но поймали уйму краба камчатского. По словам ученых из ПИНРО, ВНИРО в прибрежной зоне популяция краба камчатского ничтожно мала и необходимо запретить вылов. Предприятия занимающиеся ловлей в прибрежной зоне уже несколько лет лишены возможности работать. Видео опровергает выводы ученых и более того, краб попался случайно на глубине 7-9 метров, а значит его там много. Тем временем, мурманские компании прибрежного промысла лишены возможности осваивать квоту на краб камчатский в соответствии с Договором о закреплении доли квоты добычи ВБР от 10.12.2008 г. сроком на 10 лет на основании экспертного заключения, в котором рекомендовано запретить добычу краба в прибрежной зоне. Если это не лоббизм и корупция, то что это? "Ничего не поймали, сети угробили, а на статью заработали".

 

 

На фото: автор Аркадий Бабченко

Оригинал: http://starshinazapasa.livejournal.com/717357.html

Камчатка 2013

фоты скопипизжены здесь http://www.voxpopuli.kz/post/1355/kamchatka-mesto-gde-nachinaetsya-rossiya

 Георгий Шестаев недавно посетил Камчатку и рассказывает о своем путешествии.

Авачинская губа вторая по размеру в мире, способна Вдали слева виден Вилючинский вулкан.

5. В центре города находится сопка Мишенная, разделяющая город на две части. У подножия сопки Култучье озеро – излюбленное место прогулок жителей города.

6. Одна из множества пристаней. Здесь стоят конфискованные пограничниками браконьерские суда.

7. Бухта Сероглазка ночью, фото сделано с Мишенной сопки.

8. Рыбацкое судно ночью у причала на озере Богородском.

На следующее утро я отправился на автобусе в поселок Ключи, который находится в 700 километрах к северу от города, неподалеку от легендарной Ключевской сопки – самого высокого действующего вулкана Евразии. Целью же моего путешествия в Ключи было посещение Шивелуча – самого северного активного вулкана Камчатки. Путь занимает около десяти часов и ничем не примечателен.

10. Шивелуч окутан облаками.

11. На этом снимке видно, что может натворить пирокластический поток – облако из горячих вулканических газов, пепла и камней, образующееся при извержении вулкана. Оно спускается по склону вулкана со скоростью реактивного самолета, сметая и сжигая все на своем пути. Вдалеке видны слева направо Ключевская сопка, закрытая облаками, невысокая сопка Заречная и двуглавый вулкан Харчинский.

12. Лавово-пепловая поверхность в разрезе – четко видна граница между двумя извержениями. Толщина каждого слоя около двух метров.

13. Лес еще не успел переродиться, а вот трава выросла. Неизвестно, надолго ли, ведь Шивелуч – очень активный вулкан. В августе здесь произошло 11 пепловых выбросов, полеты в этом регионе почти постоянно запрещены. Иногда сейсмологи регистрируют здесь более 100 локальных землетрясений за день.

14. Ландшафты Камчатского края удивляют своей контрастностью. Поднимаясь на Шивелуч, мы, можно сказать, побывали и в пустыне. Однако от той пустыни рукой подать до поросшего травой склона, на котором можно полакомиться голубикой.

На Шивелуч мы должны были идти на три дня, для того чтобы увидеть кратер. Дело в том, что он всегда окутан облаками и паром, которые сносит ветром только рано утром либо вечером. Но нас подвела погода, которая по прогнозу обещала быть хорошей лишь день.

17. Вид со склона на лавово-пепловое поле.

Когда мы подбираемся к «пипке», она уже скрыта в облаках, да и времени продолжать подъем

19. А внизу можно испытывать луноходы.

20. На Камчатке очень низкие облака, кажется, что до них можно дотянуться рукой. Вдалеке видны Харчинский вулкан и Харчинское озеро. 

Бухту Русскую можно назвать фьордом – это глубоко вдающийся в сушу залив, окруженный горами. Находится она в 80 км к югу от Авачинской бухты. Было бы странно побывать на Камчатке и не сходить в Тихий океан, к тому же увидеть фьорды – тоже моя давняя мечта.

21. Утром мы грузимся на нашу моторную яхту на Богородском озере. Погода хмурая, но вода спокойная, поэтому отчаливаем.

22. В первой половине дня капитан Дима знакомит нас с Авачинской бухтой. Скальные изваяния, подобные тому, что на фото, называются кекурами.

23. Кекуры «Три брата» – визитная карточка Авачинской бухты и Петропавловска-Камчатского. Их видно даже из иллюминатора самолета.

24. Кекуры бывают самых разных форм, эта похожа на коготь.

25. На фото нерпы – подвид тюленей. К нерпам мы приближаемся в полной тишине, но они все равно в итоге нас замечают и уползают в воду. При этом тюлени очень любопытны – в течение всей нашей поездки они крутились неподалеку, высовывая морды и подсматривая за нами из воды.

26. На скалах и кекурах нередки птичьи базары.

27. Там можно стать свидетелем птичьих любовных сцен.

28. Продолжаем экскурсию по Авачинской бухте, любуемся пейзажами.

29. Подходит время обеда. Дима варит только что выловленных крабов-стригунов. Крабов рекомендую – это очень вкусно. Кстати, крабов-стригунов, как и камчатских крабов, вылавливают не только на Дальнем Востоке, с недавних пор они водятся и в Баренцевом море. Камчатский краб был ввезен туда намеренно, а вот как там появился краб-стригун – загадка для ученых. Эти крабы – хищники, после своего появления в Баренцевом море они начали разрушать сложившийся там экологический баланс, поэтому власти Норвегии установили большие квоты на их вылов. На оптовом рынке мясо краба стоит минимум 100 евро за килограмм, так что это неплохой бизнес.

30. Пробуем и икру морских ежей. По словам Димы, японцы считают, что их долгожительство связано с употреблением именно этого продукта. Есть даже специальный праздник, когда все японцы покупают морских ежей, разделывают их, выпивают полостную жидкость, затем съедают икру. Вкус довольно специфический, женщины пробовать брезгуют, мужчины пробуют без энтузиазма. Крабы понравились больше.

31. Наконец мы покидаем Авачинскую бухту, выходим в открытый океан и берем курс на юг.

32. Подходим к бухте Русской.

33. На входе в бухту Русскую мы видим ручей, стекающий с гор. Красиво! Фотографирую, чуть позже оказывается, что по местным меркам это было одно из самых скучных мест. Склоны гор пестрят тающими ледничками, и такие ручьи и небольшие водопады встречаются повсюду.

34. В глубине бухты стоит судно-спасатель «Преданный», видимо, зашедшее сюда на ночевку. Красная рубка позволяет легче обнаруживать с воздуха судно во льдах, так обычно окрашивают ледоколы.

35. В бухте Русской дома местных жителей расположились на берегу тихой заводи у реки, чуть ниже заброшенной базы пограничников. Нам повезло: наш капитан оказался с ними дружен, поэтому мы идем к ним в гости, нас радушно встречают, угощают вкуснейшей красной икрой.

36.

37. Здесь нет электричества, сотовой связи, вода из реки. Здесь живут особые люди. Я разговорился с Александром, когда-то учившимся в погранучилище в Алматы. Его отправили служить на Камчатку, да так, говорит, тут и остался, и никуда не хочется больше. И я его понимаю – многие путешественники, видевшие Камчатку, не моргнув глазом скажут, что это одно из красивейших мест на Земле.

38. После знакомства с местными мы на моторке плывем в устье одной из рек попробовать рыбалку. В заводи с относительно небольшой глубиной, где вода немного теплее, ждут нереста косяки горбуши. Их там так много, что рыбы выпрыгивают из воды.

Какое-то время горбуша будет в этой заводи, а потом как по сигналу войдет в реку и начнет метать икру. У местных медведей, которые перед нерестом очень голодные и опасные, будет настоящий праздник живота. В те два дня, что мы были в Русской, мужики застрелили двух медведей, а нас предостерегли от пеших прогулок.

39. Первый и, к сожалению, последний наш улов – наши снасти были не подготовлены для ловли горбуши. Горбуша очень сильная, эту рыбку мы вытаскиваем втроем, и нам просто повезло, что она не порвала леску. Из этого лосося Дима достанет около 200 граммов красной икры.

40. К вечеру над водой начинает стелиться туман, мимо нас в устье реки проплывают рыбаки. Дима некоторое время следует за ними, дав мне возможность сделать хорошее фото. После этого мы еле выбираемся из заводи – начинается отлив, и двигатель моторки цепляет дно. 

41. В рубке мертвого заброшенного судна живут рыбаки. Они получают лицензию на рыбалку и находятся здесь только во время рыболовного сезона, поэтому им подобное жилье вполне подходит.

42. Заброшенные корабли. Никто не решается рискнуть и пройтись по мостику между ними – страшно.

45. Наш путь пролегает через высокое вулканическое плато. На плато нас ждал снег.

Дорога летом. 

47. Но лето здесь не такое уж и суровое, как может показаться. В районе Мутновской геотермальной электростанции мы любуемся альпийскими пейзажами.

48. Подходим к Дачным источникам.

49. Дачные источники – это фумарольное поле неподалеку от вулкана Мутновский.

50. Слово «фумарола» итальянского происхождения, обозначает трещины у подножия, на склонах или в кратерах вулканов, через которые выходят горячие вулканические газы.

51. Дачные источники иногда по ошибке называют Малой долиной гейзеров. На Дачных из-под земли выходит не вода, а пар, но так уж вышло, что выходит он под ручьем, поэтому поднимает фонтаны воды, похожие на гейзеры. Говорят, раньше эти фонтаны были выше, чем сейчас.

52. Ну и ручей нынче довольно скромный. Природа Камчатки тем еще удивительна, что быстро меняется – у читателей есть шанс поехать и увидеть то, чего не видел я.

53. Все везде булькает и кипит, нужно следить, чтобы не залезть ногой в кипяток.

54. Здесь же люди набирают голубую и красную глину – можно для красоты, а можно и для профилактики кожных заболеваний. Но набирать руками нельзя – горячо.

55. Из-за химического состава газов вся земля раскрашена в разные цвета. Это не фотошоп – она действительно такая цветная.

56. Неподалеку от станции есть и радоновый источник - ручей, вытекающий из-под горы. Вода пахнет чем-то горелым, немного похоже на запах дегтя.

57. Кратчайший путь на источники лежит через Мутновскую геотермальную электростанцию, но проход через нее туристам закрыт – для них есть обходная дорога. Нам же повезло: из-за большого количества снега туристов пропускают через станцию, так безопаснее. На фото – один из работающих модулей. Мутновская ГеоТЭС не единственная геотермальная электростанция в мире, но все равно редкость. Неподалеку находится еще одна – Верхне-Мутновская ГеоТЭС. Суммарная выходная мощность обеих электростанций составляет около 60 мегаватт, что покрывает около 30% энергопотребления на всей Камчатке. Для сравнения: энергопотребление в Алматы в среднем 500 мегаватт.

58. После геотермальных источников выезжаем к вулкану Горелому – соседу Мутновского. Горелый очень популярен у туристов - недалеко от города, а покорить его способны даже дети.

59. Все вокруг усыпано вулканическими бомбами – кусками лавы, выброшенными из жерла вулкана в результате взрывов. Лава застывает в полете и поэтому может приобретать самые причудливые формы. Очевидно, что при взрыве вулкана ничего живого рядом не останется.

60. Ближе к вечеру на нас начинает ползти туман. Кажется, что он будет здесь через несколько минут, а фактически мы его ждали больше пяти часов.

61. Рано утром подъем на Горелый. У него странная сложная структура, поэтому фотографии самого вулкана вы не увидите. Зато на фото выше виден красавец-вулкан Вилючинский и Авачинская группа вулканов вдалеке. Между ними находится Авачинская бухта и Петропавловск-Камчатский.

62. Сверху виден и вчерашний туман.

63. Неподалеку мирно дымит кратер Мутновского.

64. На Горелом семь кратеров, мы смогли увидеть три. В кратере на фото дымит фумарола.

65. На этом кадре видны сразу три кратера. Вдалеке дымит кратер Мутновского, слева и справа – кратеры Горелого. В левом – талое озеро, в правом поднимается фумарольный дым, окрасивший породы в желтый цвет.

66. Это озеро, говорят, кислотное. Спуститься туда без подготовки нельзя, так что попробовать не удалось.

67. Такой вид открывается на плато с вершины Горелого.