Тундра

Тиха, холодна, щедра белилами ноябрьская тундра. Не уютна, а привлекательна. Взойдет солнце, и расскажет о всех проделках минувшей ночи. Следы на снегу, меж зеленых поникших лап кедрача, выдадут лежку зайца, поведают о ночных заботах лисы, укажут, куда ушла с большой дороги росомаха, где затаилась рысь. В автографе каждой зверушки - свой почерк, свой стиль и своя трактовка характера. Заяц, всего боится, иногда собственного чиха пугается. Сиганет вверх и бежит сломя голову. А куда? От себя-то не убежишь, трусость под кустом не оставишь. Так зайцем и будешь. Ему и невдомек, что утром увидят следы писаря-блудни. А лиса и ночью может по горячему следу пожаловать неслышно, и тогда тот след будет последним следом зайца... Красивые узоры пишут звери ночами по тундре. Вот заячья беспорядочная вязь бисером рассыпается по косогору, петляет под кустами и вновь возвращается к ручью. Вот прямая цепь звенок лисьих следов. Рядом с отпечатком тракторной гусеницы следы поглубже и покрупнее собачьих. Как балберы на верхней подборе невода. Это важно росомаха в поисках пищи. Когда медведь в темной зимней квартире лапу сосет, в тундре нет крупнее и коварнее зверя, чем росомаха. Быстра, сильна, сообразительна, коварна… Как ни припрятывай оленевод складик продуктов или пастушьего снаряжения, как ни укрывай - найдет, всё разграбит. Что съедобное слопает подчистую, что в пищу не пойдет - изорвет, обрызгает, напитает отвратительнейшим запахом. Насколько мерзка, настолько и красива. Шубой завлекательной славится. Житель тундры стремится заиметь воротник к кухлянке из росомашьей великолепной шубы. Не только красоты ради она употребляема коряками или чукчами на венец по воротнику кухлянки: она обладает удивительной возможностью не принимать на себя иней, который оседает на любой другой мех от дыхания. Неправда, что тундра зимой мертва, глуха, безмолвна. Ее бесконечной, безостановочной жизни может не увидеть разве что человек совершенно равнодушный, не умеющий радоваться. Тундру, как толику большой природы, надо уметь слушать. Слушать как музыку, только еще внимательнее. Каждый ручеек и зимой живет. Прикрытый ледком, снегом обильным, он вроде бы и незаметен сразу, но гдето на изгибе, набегая на каменную скалу, он усиливает перебежку, шумит, воюет. И все с песенкой. Журчит, бурлит неугомонный, бодрит душу остановившегося путника. Радушно угощает незамутненной студеной водицей. Так живет тундра. А рядом... Вы слышите? - Фьюить, фю-и-ить, - На два голоса. И снова - фюить, фю-и-ть... - Ответьте тем же, подделайтесь под этот свисток и поднимите голову. Видите, какие красивые пичуги к вам прилетели, как доверчивы они к вам и рады вам. А ведь совершенно дикие жильцы тундры. В тундре много прекрасного. Даже мышка-полевка непременно вызовет ваш восторг. Вот ее строчка прямая, как на машинной иглой пройденная, строгая стежечка. Пробежала и нырнула под снег, останется немножко постоять, и хлопотунья вновь на снег выйдет. В. Новокшенов Газета «Заря коммунизма» № 144 от 1 декабря 1979 года