Я благодарен очень газете или так называемой газете «Комсомольская правда», которая, все-таки, вывела Шендеровича на чистую воду. Рассказываю. Было это вчера. В заметке «Лучше Ургант с зеленью, чем Скойбеда с абажуром» «Комсомольская правда» уверенно выводит Виктора Шендеровича на чистую воду, заодно и Сванидзе, кстати. Почему-то двух людей взялась она вывести. Причем, позиционируется это так. «Комсомольская правда» решила сравнить реакцию известных персон, практически VIP на 2 зеркально похожих скандала. Вот, известных персон оказалось ровно 2 – Сванидзе и Шендерович. И рассказывается про вашу реакцию на слова Урганта. Ну, помните про «порубал зелень как красные комиссары»?..
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да-да. Я понял вопрос.
А.ПЛЮЩЕВ: Да. Я для слушателей, я прошу прощения (мало ли). И Шендерович про Скойбеду. Ну и, соответственно, про ее выражение про абажуры. Все, поймали вас, Виктор Анатольевич. Спасибо «Комсомолке», прижала.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да. «Комсомолка», да. Иногда бывало приятно в моей молодости, когда прижимала комсомолка... Это другой случай. Значит, там написано, что это зеркальный случай. Это случай слепоты - по поводу того, что это «зеркальный случай». Напомни мне, Ургант выражал сожаление, что мало украинцев погибло под клинками красноармейцев? Было ли сожаление об этом? Я чего-то не припомню.
А.ПЛЮЩЕВ: Ну, даже он о количестве зелени ничего не говорил, не говоря уж об этом.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да-да-да. Он не выражал сожаления, что мало украинцев погибло, что не всех порубали. Эта госпожа-комсомолка выражала прямое сожаление. Ургант говорил о политике? Нет. Он готовил борщ. И поскольку речь шла об украинском борще, - вот, так сказать, из головы, не пройдя ОТК, шутка вывалилась на язык, дурная шутка (мы об этом говорили). Он извинился, и дело с концом. Там не было попытки, там, никакой украинофобии, там ничего этого не было близко. Это была неудачная шутка, за которую он извинился, действительно, как за неудачную шутку, не более того… В случае с этой дамой все совсем по-другому. Она говорила про политику. И сказала именно то, что хотела сказать. Точнее, не сказала, а написала – тут еще одно очень важное отличие. Можно оговориться, и каждый из нас знает, как это бывает. Описаться нельзя, да? Человек пишет ровно то, что он хочет написать. Нельзя хотеть написать «Я вас любил», а написать «Пошла к черту», - это не может быть! Не бывает таких оговорок. Оговорки бывают по Фрейду, а описок не бывает. Человек пишет то, что он хочет написать. И когда на сайт выносится это, и еще во врез крупными буквами в заголовок, это значит - хотят это вынести в заголовок. Точка. Это разные случаи. Значит, те, кто считают, что это случаи зеркально похожие, - ну, глуповато... Развивайте IQ, дорогие товарищи-комсомольцы. Хотя, впрочем, я так думаю, что этот уровень глупости и подлости, этот коктейль – это как раз то, что требуется для читателей этой газеты. Видимо, так.
А.ПЛЮЩЕВ: +7 985 970-45-45 – это номер SMS, а также @vyzvon, Twitter-аккаунт специальный для вопросов в эфир, Виктору Шендеровичу в данном случае их задавайте, в том числе и про двойные стандарты, если хотите. Пойдем тогда по новостям, которые приходят сегодня. Ну, вот, одна из новостей сегодняшнего дня – Марии Алёхиной из Pussy Riot отказали в УДО, несмотря на поддержку Пола Маккартни и Питера Габриэла.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Что нам Маккартни, Стинг? Это все нам по барабану. Маккартни выучил имя-отчество судьи.
А.ПЛЮЩЕВ: Я думаю, ему написали просто.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Написали, да? Но тем не менее, он его написал.
А.ПЛЮЩЕВ: Людмила Михайловна.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Ну, представляешь, по-английски - Людмила Михайловна… - напиши по-английски, да? Не важно! По барабану нам это всё: Маккартни, Стинг, мировое сообщество, Мадонна. Это все нам по барабану. Нету новости, как кто-то справедливо написал - новость была бы, если бы ее отпустили! Вот это была бы новость. А это - не новость: клали на законы и продолжаем класть. В чем новость-то? С 6 мая прошлого года новостью является вдруг какое-то решение, имеющее отношение к закону. Вот, скажем, то, что уволили полицейских, которые участвовали фактически в избиении там этих «синих ведерок»...
А.ПЛЮЩЕВ: В Санкт-Петербурге вы имеете в виду?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да-да-да. Вот то, что уволили этих полицейских, вот это новость! Вот это - новость! Вдруг государство, да? - вдруг, где-то на одном квадратном сантиметре, - поступили по закону. Человеческий фактор.
А.ПЛЮЩЕВ: Не, ну ладно. У нас дело даже казанских полицейских, которые там бутылкой из-под шампанского. Помните, дошло до суда?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да. Но там уж был такой, да? - там, все-таки, другой случай – там слишком большой был резонанс, и слишком очевидно это все было! Здесь - вот это для меня была новость, то, что на одном квадратном сантиметре вдруг торжествует закон, - вдруг они поступают так, как должны были поступить. Хотя, конечно, реакция могла быть гораздо более серьезной, - но она, по крайней мере, в эту сторону, со знаком плюс… Что касается оставления под стражей Алёхиной… Их посадил Путин. Путин посадил этих троих. И пока отмашки от Путина не будет, они будут сидеть. Точка! Маккартни, не Маккартни…
А.ПЛЮЩЕВ: Также говорят и про Ходорковского, например.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Разумеется.
А.ПЛЮЩЕВ: Ну, сегодня, вот, в Воронеже прям, я думаю, в эти минуты, потому что не было еще сообщения о том, что, вроде бы, все закончилось, Путин принимает бизнесменов во главе с Титовым (это омбудсмен бизнесовый).
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да я в курсе.
А.ПЛЮЩЕВ: Ну, я тоже поясняю для некоторых радиослушателей, которые, может, там, космонавты, туда-сюда. Ну вот. И там они говорят о взаимоотношениях бизнеса и власти в очередной раз. Там много всяких разных...
В.ШЕНДЕРОВИЧ: О чем, о чем? Это ты называешь «взаимоотношениями»? Ну, можно и так. Ну, в принципе, изнасилование – тоже разновидность взаимоотношений. У нас с вами взаимоотношения, знаете ли, - групповое изнасилование! Ну, такое «взаимоотношение» произошло. Они там замечательно сказали...
А.ПЛЮЩЕВ: Подождите. Передача называется как, вот, в которой мы участвуем? Как, вы помните?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: «Особое мнение».
А.ПЛЮЩЕВ: Вот, «Особое мнение». А вы хотите, что... Потом вы же будете меня обвинять или ваши фанаты будут меня обвинять, что я не даю вам высказать особое мнение, потому что вы требуете от меня занять позицию сейчас.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Нет-нет-нет.
А.ПЛЮЩЕВ: «Вы называете это взаимоотношениями?» Да, называю.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Не-не-не. Избави боже, избави боже… Это фигура речи. Я больше так не буду. Поехали дальше.
А.ПЛЮЩЕВ: Да. Итак, они там выясняют эти взаимоотношения. Но один из ключевых пунктов, как говорят, потому что это официально никто не признает особенно, это амнистия, амнистия бизнесменам там. От 12 тысяч до 100 тысяч человек, вроде бы там, по разным. И, соответственно, спорят там, выйдет Ходорковский, не выйдет Ходорковский, выйдут эти 12 тысяч, не выйдут. Вы, в принципе, за амнистию бизнесменам или нет?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Я, в принципе, за смягчение законодательства - вообще. В принципе, вообще. Дальше - мы прекрасно понимаем, что истина конкретна. И дальше: амнистия в руках как политический инструмент, да? И мы знаем, кого отпускают, и знаем, кого не отпускают. И мы понимаем, что это используется как политический инструмент. Вот как бы это выглядело, ну, прости господи, в какой-нибудь Бельгии, да? Вот: решено изменить норму закона. Это означает, вот, с медицинской точностью, что у кого там выше этой цифры, условно говоря… - ну, такие-то статьи - остаются сидеть, такие-то статьи - выходят. Правый он, левый, голосовал он так или так, был ли он противником премьер-министра или соратником премьер-министра... В Бельгии бы это никого не заинтересовало – там бы это работало механически, медицински: просто - можно ужесточить норму закона, а можно ее смягчить. Но и в том, и в другом случае это закон. В нашем случае - и в том, и в другом случае это не закон заведомо. Поскольку это решает Путин, это заведомо не закон, а заведомо инструмент для разводки, шантажа, покупки и так далее, и так далее, и так далее. да? Пиара, чего угодно... Это инструмент для. Это политический инструмент, которым сейчас Владимир Путин будет пользоваться. Сейчас он махнет белым платочком. И как они говорят, как бы, там тема такая, как бы: лояльность бизнес-сообщества. Да. «Лояльность». Какая лояльность? Они лежат у сапога уже. А те, кто не лежат у сапога, сидят, шьют варежки по второму делу. Все, кто не проявил лояльности, не лег у сапога, шьют варежки или бежали, или их нету в бизнесе близко. Значит, покупать лояльность...
А.ПЛЮЩЕВ: Есть, о чем договариваться – в смысле «не бегите больше, ребята», например.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, секундочку. Договор подразумевает некоторое взаимное воздействие, да? Но в данном случае воздействие только в одну сторону.
А.ПЛЮЩЕВ: Согласие есть продукт...
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Именно. «При непротивлении сторон». Когда два партнера о чем-то договариваются, имеется в виду: я уступлю тут, ты уступишь тут, да? А если ты не уступишь тут, то я не уступлю тут. В диалоге «Путин-бизнес» такое было возможно в 2001 году, в 2000 году, когда… Если бы бизнес встал весь и сказал «Эй, тень, знай свое место», да? «ГБ, сиди вот тут, а в бизнес не лезь. Занимайся там... Не надо ваше ГБ - в бизнес, в железные дороги, в нефть, в газ… Вот тут - без ГБ». Да? Если бы бизнес смог, тогда были бы взаимоотношения, действительно, взаимоотношения. А так - произошла показательная порка как минимум. После этого на двенадцатом году, вдруг: «давайте договариваться». Чего с тобой договариваться? Ты лежишь у сапога. Лежи, где лежал, лижи, что лизал. Всё. Чего с тобой договариваться? Все остальное – вопрос пиара путинского. Вот сейчас он вынет белый платочек, кого-то выпустит, смягчение. «А вы говорите: ужесточение...»
А.ПЛЮЩЕВ: Не, белый платочек – это нельзя у нас. Это как белую ленту могут принять, вы что, Виктор Анатольевич?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Нет-нет-нет, ничего, можно. Ему – можно.
А.ПЛЮЩЕВ: Хорошо. Вас спрашивают, прямо вопрос задает Владимир: «Как думаете, Путин разрешит распространить амнистию на Ходорковского и Лебедева?» Ну вот если встанет вопрос.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Думаю, что нет. Хотя, - как сильная козырная карта в разговорах с мировым сообществом теоретически это возможно в какой-то момент; вдруг сказать: вот, - да! И опять-таки, махнуть белым платочком. Не знаю. Думаю, что нет. Думаю, что он боится. Думаю, что он очень сильно комплексует и понимает разницу в величинах между собой и Ходорковским. Он понимает, что он рядом с Ходорковским никто и звать его никак - с точки зрения интеллекта, личности, силы характера и так далее. Я думаю, что он его очень не любит, и понимает, и просто боится. Я думаю, что он понимает, что Ходорковский на свободе – это, как минимум потенциальное, изменение пейзажа очень серьезное. Хотя, Ходорковский, так сказать, неоднократно говорил, что он не вернется в политику, если окажется на свободе, да? Но тут понятно... Кто знает? Изменится чуть, тектоническое какое-то подрагивание… и такая фигура, которая очень сильно собрала вокруг себя протестный электорат по понятным причинам, да? К нему отношение изменилось за эти годы. Он доказал свою некоторую цельность. И потом он, действительно, один из немногих, кто заплатил судьбой за свои убеждения. Все-таки, это большой дефицит… Я думаю, что поостережется Путин его выпускать. Хотя, я искренне говорю, я очень хотел бы ошибиться.
А.ПЛЮЩЕВ: Если есть такая боязнь, почему Ходорковский платил столько свободой, но не жизнью до сих пор? В российских колониях всяко бывает.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Ну, к сожалению... Вот здесь сама постановка твоего вопроса, - сама постановка вопроса, обрати внимание, говорит о том, что мы с тобой (и по умолчанию, очень многие) - по умолчанию считаем это возможным!
А.ПЛЮЩЕВ: Не, ну мы тут сидим, демшиза, нормально, между собой.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да. Тем не менее, это не выходит за рамки нашего представления об инструментарии Владимира Путина. Значит, речь идет о том, целесообразен этот инструментарий для него или, как он в раздражении сказал про Политковскую, что смерть принесла еще больше вреда, чем ее публикации. Значит, смерть Ходорковского принесет ему на сегодняшний день, конечно, очень много вреда. И еще сделает шаг к отрезанию его... А он сейчас очень заинтересован, наоборот, нелегитимно придя к власти, сломав об колено и изнасиловав, - он чрезвычайно заинтересован в возвращении… в том, чтобы «как ни в чем ни бывало», вот это, как в Шварцевской «Тени». «Как ни в чем ни бывало!» - музыка, бал, все идет, все нормально, ничего не случилось. Как будто бы третий срок ничем не отличается от первого и второго. Все идет нормально, - бал! Вот, должна звучать музыка и все должно быть хорошо.
А.ПЛЮЩЕВ: «Незаметно присоединяйтесь».
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да-да, незаметно присоединяйтесь, да! Вот, вот-вот. Поэтому, - конечно, нет. Но обрати внимание, сама постановка вопроса говорит о том, что мы почему-то прекрасно понимаем, что инструментарий этот у него есть. И это само по себе очень выразительно.
А.ПЛЮЩЕВ: Много спрашивают... Ну, есть несколько таких, условно комичных вопросов, хотя, не знаю, смеяться или плакать иногда, или просто как-то вздыхать. Много спрашивают про то, как Сергей Лавров, министр иностранных дел наш впрягся за якобы наши потерянные голоса от Азербайджана на Евровидении.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Это очень смешно. Вот это уж точно... Значит: «Молчите, принцесса, – как было сказано у того же Шварца. – Вы так невинны, что можете сказать страшные вещи». Я бы на месте путинских чиновников слова «фальсификация», «голоса» вообще бы не употреблял. Не напоминай, сиди тихо. Причем тут Евровидение? Что ж ты сам про фальсификацию, что ж ты сам про украденные голоса? Тебе молчать надо в тряпочку, дорогой. Вам всем надо молчать в тряпочку про украденные голоса и фальсификацию, потому что вопрос не в Евровидении. Но сам факт о чем говорит? Это почти ведь каждый раз возникает эта тема. Больное самолюбие, раненое самолюбие… Нас все обижают, кругом враги, заговор, все сговорились. Причем, как выясняется (кто-то посчитал) что - были бы эти голоса, ничего бы не изменилось в судьбе Дины Гариповой…
А.ПЛЮЩЕВ: Секундочку, как говорится в одном анекдоте. Секундочку. Вот, когда либеральная оппозиция говорит, что там «Единая Россия» или Путин покрали голоса, туда-сюда и говорят «А, ничего бы не изменилось...» Ну, в смысле все знают, что ничего бы не изменилось, но все говорят «Нет».
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Стоп. С этого места подробней. Был бы абсолютно другой… Даже при том ресурсе, неравном в стартовых колодках, - была бы, конечно, другая Дума, если б посчитали по-честному. Была бы другая Дума, не полностью контролируемая. Но это уже второй вопрос. Нет…
А.ПЛЮЩЕВ: Было бы существенно больше «Справедливой России».
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, я сейчас... Я-то вообще был за «наХ-наХ», как ты помнишь. И это с самого начало было жульничество и наперстничество. Это другой разговор. Я сейчас говорю о том, что - то, что на таком уровне это детонирует, говорит, конечно, об ущербном сознании. Это фантомные боли. Болит отрезанная нога. Мы… Всё, вот, ощущение, что нас обижают, кругом враги, вот этот синдром осажденной крепости, которая прорывается то в футболе, то в хоккее, в биатлоне. Везде нас засуживают, везде не хотят нашей победы, да? И предположить...
А.ПЛЮЩЕВ: Нет, не всегда. Уж точно не всегда. Последний Чемпионат мира 3:8 нормально.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да, обошлось без этого.
А.ПЛЮЩЕВ: Хорошо проиграли сами, прям, так...
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Приятно, что сами. Приятно, что сами, а не повторилось Солт-Лейк Сити с этим воем. Нет, не каждый раз, все-таки. По-разному. Болезнь протекает различным способом. Но бацилла сидит в организме сильнейшая. И все время вот эта вот тема, да?
Ты же помнишь, на внешнеполитическом фронте с кем мы воевали, да? Эстонский творог запрещали там, молдавское, грузинское. Всё враги. Вот, Эстонию мы побеждали этим творогом. Иванов, один из этих Ивановых предлагал не покупать, если ты помнишь, эстонский творог, да?
А.ПЛЮЩЕВ: Шпроты, я помню, была какая-то история со шпротами. Там фашистские.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Вот, да-да. Вот. Ты на карту посмотри, с кем ты воюешь, кого ты побеждаешь, как. Чувства юмора не хватает здесь. Ну, просто, ну... Представить себе, экстраполировать ситуацию и представить себе, что МИД Америки занимается каким-то конкурсом, где какая-то там певица чего-то не выиграла, ну, как-то странновато было бы.
Не болит у них. Они себя ощущают большими и они есть большие. Поэтому они ведут себя как большие. Хотя, там свои проблемы есть и свои патриоты, но, по крайней мере, такого болезненного протекания как у нас нету.
Лавров в данном случае в очередной раз заверещал от фантомной боли. «Нас опять обидели, нас опять обложили со всех сторон».
А.ПЛЮЩЕВ: Ну вот раньше как-то до министра иностранных дел не доходило.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Не доходило.
А.ПЛЮЩЕВ: Даже уже видавших виды удивило.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Обострение, обострение. Но повторяю, принцесса, молчите, ни слова про фальсификации, про сворованные голоса. Вы навеваете воспоминания, ненужные вам. Не надо. Вам про это не надо.
А.ПЛЮЩЕВ: Так, хорошо. Значит, давайте про топонимику поговорим.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Знаю я вашу топонимику.
А.ПЛЮЩЕВ: В Москве, как передает радиостанция «Эхо Москвы», может появиться улица Уго Чавеса. Может быть название присвоено Проектируемому проезду №5509, который находится между Ленинградским проспектом и улицей Авиаконструктора Микояна, напротив Академии Жуковского, если знаете. Об этом в блогах пишут группы исторической географии Института российской истории. По данным блогеров инициатором ходатайства выступил глава компании Роснефть Игорь Сечин. И вот радиостанция «Эхо Москвы» получила подтверждение Роснефти, что Сечин, действительно, направлял ходатайство о присвоении названия «Улица Чавеса» Проектируемому проезду. Правда, по закону переименование улицы возможно по ходатайству президента или мэра, а также по прошествии 10 лет со дня смерти того человека, в честь которого называют улицу. Ну, чуть-чуть меньше прошло со дня смерти Чавеса. Не важно, бог с ним. Но сам вопрос интересен. Вы хотели бы жить на улице Чавеса?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да я и на Ленинском проспекте не хотел бы жить. Нет, понимаешь, ничего... Опять, как в случае с Алёхиной. В чем событие? Мы живем... Чуть ли не в прошлой программе я это говорил. Мы живем среди улиц, названных в честь убийц. Да? Станция метро Войковская – ну, как-то привыкли, я на ней выхожу регулярно. Нормально. Прислушались, принюхались, уже не пахнет, да? Ну, Войковская и Войковская. Это уже стало просто звуком, это перестало, да? И так далее.
Там, Дыбенко улица есть. Да мало ли у нас там, да? Палач на палаче. Ну и главный не закопанный лежит посреди города. Так что еще один. Ну, иноземных убийц тоже у нас полно. У нас там вплоть до людоедов. Поскольку мы дружили со всеми людоедами, которых посылала нам судьба, то ничего удивительного.
В принципе, ничего не изменится. У нас и улица Кадырова есть. Ничего. Тоже ничего. Я писал там: «Хороший перекресток, Кадырова и Бунина». Ну так, вдвоем представить беседующими о чем-то.
А.ПЛЮЩЕВ: Это толерантность называется.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Ну да.
А.ПЛЮЩЕВ: В этом и есть толерантность. Разве нет?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Толерантность может продлиться вплоть до Риббентропа. Там, знаешь, размеры толерантности нашей... Вот тут мы – толерантные ребята. К убийцам мы страшно толерантные. Ну, бог с ним. Чего об этом говорить?
Повторяю, ничего не изменится принципиально. Это будет не первый и не последний негодяй, именем которого названы московские улицы. Желательно, чтобы этого не было. Ну, подождем.
А.ПЛЮЩЕВ: Хорошо. Ну, тем более, что Проектируемый проезд – может, человек как-нибудь по-другому спроектирует. Посмотрим. Виктор Шендерович в гостях сегодня у программы «Особое мнение». Мы продолжим минутки через 3 после новостей и рекламы. Не переключайтесь.
НОВОСТИ
А.ПЛЮЩЕВ: Программа «Особое мнение». Меня зовут Александр Плющев. Я все время говорю «в гостях», но, на самом деле, я бы так сказал, на своем месте сегодня Виктор Шендерович, в четверг.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: На том же месте, в тот же час.
А.ПЛЮЩЕВ: +7 985 970-45-45 – номер SMS, по которому можно задавать вопросы. Ну и Twitter-аккаунт @vyzvon. Говорили сегодня весь день об обысках у активистов Левого фронта, людях, относящихся к Левому фронту. И там, вроде бы, органы опеки изъяли детей. Потом, вроде бы, вернули.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да не «вроде бы», а изъяли. А вернули, как мы сейчас выяснили с тобой в перерыве, не раньше, чем мама подписала какую-то бумагу о том, что они жили там в антисанитарных условиях. Значит, мама что угодно подпишет.
А.ПЛЮЩЕВ: Ну, это мы знаем со слов Льва Пономарёва.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да, со слов Льва Пономарёва. Ты часто ловил Льва Пономарёва на лжи? Нет? Я – нет. Поэтому есть основания верить, по крайней мере, до каких-то очень серьезных других данных.
Так вот. Это все очень вписывается в то, о чем мы с тобой говорили. Это называется «похищение», это называется «шантаж», потому что, конечно, мать подпишет. Всякий человек, у которого немножко есть фантазии, да? Вот, твоих двух детей берут и куда-то увозят, просто увозят куда-то. И чтобы ты просто увидела, ты должна подписать, чтобы тебе вернули детей, должна подписать бумагу. Да подпишет, конечно. Верните детей. А дальше пойдет, да, дальше будет очередной рычаг давления.
Значит, антисанитарии ближе, чем в доме соратника удальцовского не нашли, товарищ Онищенко? Приходите в гости ко мне, товарищ Онищенко, я вам покажу крыс, которые ходят по Сокольникам размером с вас, товарищ Онищенко. Ну, может, чуть меньше. Ничего.
Не, понятно, что... Вот тут вот мы озаботились антисанитарией. Я видел крысу, идущую по Большой Дмитровке от прокуратуры к Совету Федерации. Может, она по службе шла, не знаю. Посыльная крыса, да?
На Большой Дмитровке ходят крысы, товарищ Онищенко, органы опеки. Другой антисанитарии в России не нашлось? Да? Посмотрите, в каких условиях живут мигранты. 30 человек в комнате, в квартире. Ничего, нормально. Тот человек, для которого они строят дома, да? Ничего, как-то там все нормально с санитарией. Но тут – но тут мы доведем до блеска ситуацию, конечно. Забота о детях.
Вот поэтому при словах «суд», «закон», «милиция» все морщатся и машут руками. Поэтому мы так удивляемся, когда суд вдруг выносит какое-то законное решение. Мы говорим «Опа». Когда вдруг наказывают, так сказать, полицейских, которые приступили закон, мы говорим «Как так? Ну надо же как бывает». Потом мы будем говорить и они будут говорить о правовом нигилизме. Вот, после того, как они вот это вот сделают, они потом будут говорить «Что это вы, россияне, у вас такой правовой нигилизм? Что это вы такие плохенькие у нас? Надо завинтить еще гаечки с вами».
История совершенно классическая. И посмотрим, последим за судьбой этих органов опеки, проведем парочку, если руки дойдут, контрольных замеров по соседству, интересует ли их судьба детей и то, в каких условиях живут дети. Ну и так далее. Это все риторические вопросы, к сожалению.
А.ПЛЮЩЕВ: Не, вообще мне кажется, извините за мое особое мнение, использование детей в политической борьбе – с любой стороны это ужасно, и тут даже как-то, казалось бы, и комментировать...
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да. Но мы с тобой опять по умолчанию, мы с тобой понимаем, что это политическая борьба, что это не забота о детях.
А.ПЛЮЩЕВ: Конечно.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Так же, как в случае с Астаховым. Мы понимаем, что дети... Да клал он на детей. И продолжает класть каждый день буквально, потому что положение детей, как ясно из просто комментариев и сообщений, ухудшилось со времени принятия закона. Ухудшилось. Клал и будет класть.
Значит, мы понимаем. Это к вопросу о законе. К сожалению, это вот старая песня, но эту песню надо петь всякий раз, к сожалению. Энергия протеста либо выходит в изменения законными путями. А если государство настаивает на том, что законные пути невозможны, если суд, органы опеки, полиция, парламент и так далее, и так далее, Астахов, вот, кто угодно, если все они используются только как политический инструмент давления или противостояния с оппозицией, то рано или поздно эта энергия, которая не выходит в изменения, она выходит в разрушения. Ломоносов-Лавуазье. Ничего третьего просто быть не может.
Вот, просто я хочу сказать, этот факт наложился на сегодняшнее же сообщение о премиях газпромовских, да?
А.ПЛЮЩЕВ: Да вы, как выясняется, любите считать чужие деньги.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: А это мои деньги. Сашенька! Это мои деньги. Это государственная корпорация. Этот миллиард… если они заплатили миллиард, то полмиллиарда (поскольку 50% государственных), это мои и, хочу тебя расстроить, твои деньги. Это наши деньги выплаченные, некоторое количество сотен миллионов долларов, выплаченные в премию менеджменту Газпрома. Наших! Это происходит в стране, где в интернете собирают по копейке, по 100 рублей, по 200 рублей на операции детям. Да? Где нету детской медицины, где в больницы надо приходить со своей едой и со своими медикаментами, между прочим, иногда. Это происходит в стране, где... Вот, переулок соседний, там контейнер с мусором. Через раз... Я прохожу к метро, - через раз там кто-то одевается или кормится у этого контейнера. Через раз! И вот в такой стране выписываются менеджменту государственной компании, выписываются, так сказать, многомиллионные, в долларах, премии - даже не зарплаты…
Значит, это что означает?
А.ПЛЮЩЕВ: Что они хорошо работали.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да. Это означает, что они очень хорошо работали! Да, конечно: премия в сотни миллионов долларов на корпорацию. Как Воланд говорил буфетчику Сокову - «маловато, но при скромной жизни хватит». Но я-то имел в виду другое, что это означает. Это означает, что скоро они дождутся не Удальцова, а гораздо хуже. Потому что когда такое происходит прилюдно, опять-таки, цитируя Булгакова, «домработницы не слепые – они все видят», да? И мы видим: нарастает естественным образом социальное напряжение. Значит, если это не выходит в перемены, справедливость каким-то образом должна быть восстановлена. Если она не восстанавливается в результате выборов, смены власти, выборов парламента, изменений… - если она так не восстанавливается, то тогда есть большой соблазн - каким-то другим образом! А это к Удальцову.
А.ПЛЮЩЕВ: Я не знаю. Вот, аналитик финансовой компании Уралсиб Алексей Кокин, которого цитирует Газета.ру, говорит «Даже при общем размере премии в 1 миллиард (а в Газпроме говорят, что и меньше) они не выглядят слишком крупными в расчете на одного сотрудника, на душу населения».
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Ну, давай посчитаем, смерим это, чтобы не они друг с другом мерились, а давай посчитаем это - с премиями, которые получают врачи, учителя, инженеры…
А.ПЛЮЩЕВ: Что-то социалистическое у вас проскакивает, Виктор Анатольевич. Вы – социалист?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Я – сын инженера и педагога, извини. И я не помню таких премий. Я не помню таких премий! И я не вижу таких премий. У меня ученик (один из моих учеников по Дворцу пионеров), он теперь – профессор мгу. Получает он там много, ну, тысяч 20 рублей.
А.ПЛЮЩЕВ: Хорошо. Мне не нравится с вами говорить про деньги, вы какой-то меркантильный, Виктор Анатольевич.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Я страшно меркантильный.
А.ПЛЮЩЕВ: Вот, 2,5 минуты остались, и я хочу вот о чем спросить. Это наши слушатели спрашивают: «Не пора ли обратиться в Госдуму с инициативой принять закон о защите атеистических чувств неверующих?»
В.ШЕНДЕРОВИЧ: В Думу можно обращаться с чем угодно. Где сядешь, там и слезешь.
А.ПЛЮЩЕВ: Ну, понятно. Речь идет, конечно, не о принятии законопроекта.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Речь идет о том, что они приняли... Да.
А.ПЛЮЩЕВ: Я думаю, люди не пытаются, задававшие этот вопрос.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да, понятно. Речь идет о том, что скоро можно за неуважение к чувствам верующих получить «трешечку», да?
А.ПЛЮЩЕВ: Легко.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Говоря языком нашего пахана. «Получить трешечку». Да, оскорбление чувств верующих – вещь чрезвычайно серьезная. Меня, например, дико оскорбляет. Вот, я, например, верю в таблицу умножения, в физику верю. И когда товарищ Чаплин рассказывает мне о том, что обнаружены какие-то физические законы, способствующие схождению Благодатного огня, - то должен сказать, что это мои чувства оскорбляет. Все чувства, которые у меня есть, оскорблены этим заявлением. Скажите, я могу попробовать осудить товарища Чаплина за оскорбление, за то, что он день за днем оскорбляет мой мозг, да? Меня оскорбляют гэбэшники, со свечками стоящие в храме. Чрезвычайно оскорбляют мои чувства, - все, какие есть, оскорбляют (мои чувства). При том, что я даже не православный. А я знаю православных, которых оскорбляет гораздо сильнее. Этим что делать? Что делать человеку, который верит в таблицу умножения и Ломоносова-Лавуазье, а ему в XXI веке подгоняют Средневековье? Что нам делать? Опять-таки: либо это будет меняться каким-то образом в сторону здравого смысла и закона, либо это прямой шаг к очередной конфронтации. Для меня это совершенно очевидно. Но Чаплин как пример ежедневного оскорбления моих чувств... Кто из нас кого засудит, посмотрим.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да-да. Я понял вопрос.
А.ПЛЮЩЕВ: Да. Я для слушателей, я прошу прощения (мало ли). И Шендерович про Скойбеду. Ну и, соответственно, про ее выражение про абажуры. Все, поймали вас, Виктор Анатольевич. Спасибо «Комсомолке», прижала.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да. «Комсомолка», да. Иногда бывало приятно в моей молодости, когда прижимала комсомолка... Это другой случай. Значит, там написано, что это зеркальный случай. Это случай слепоты - по поводу того, что это «зеркальный случай». Напомни мне, Ургант выражал сожаление, что мало украинцев погибло под клинками красноармейцев? Было ли сожаление об этом? Я чего-то не припомню.
А.ПЛЮЩЕВ: Ну, даже он о количестве зелени ничего не говорил, не говоря уж об этом.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да-да-да. Он не выражал сожаления, что мало украинцев погибло, что не всех порубали. Эта госпожа-комсомолка выражала прямое сожаление. Ургант говорил о политике? Нет. Он готовил борщ. И поскольку речь шла об украинском борще, - вот, так сказать, из головы, не пройдя ОТК, шутка вывалилась на язык, дурная шутка (мы об этом говорили). Он извинился, и дело с концом. Там не было попытки, там, никакой украинофобии, там ничего этого не было близко. Это была неудачная шутка, за которую он извинился, действительно, как за неудачную шутку, не более того… В случае с этой дамой все совсем по-другому. Она говорила про политику. И сказала именно то, что хотела сказать. Точнее, не сказала, а написала – тут еще одно очень важное отличие. Можно оговориться, и каждый из нас знает, как это бывает. Описаться нельзя, да? Человек пишет ровно то, что он хочет написать. Нельзя хотеть написать «Я вас любил», а написать «Пошла к черту», - это не может быть! Не бывает таких оговорок. Оговорки бывают по Фрейду, а описок не бывает. Человек пишет то, что он хочет написать. И когда на сайт выносится это, и еще во врез крупными буквами в заголовок, это значит - хотят это вынести в заголовок. Точка. Это разные случаи. Значит, те, кто считают, что это случаи зеркально похожие, - ну, глуповато... Развивайте IQ, дорогие товарищи-комсомольцы. Хотя, впрочем, я так думаю, что этот уровень глупости и подлости, этот коктейль – это как раз то, что требуется для читателей этой газеты. Видимо, так.
А.ПЛЮЩЕВ: +7 985 970-45-45 – это номер SMS, а также @vyzvon, Twitter-аккаунт специальный для вопросов в эфир, Виктору Шендеровичу в данном случае их задавайте, в том числе и про двойные стандарты, если хотите. Пойдем тогда по новостям, которые приходят сегодня. Ну, вот, одна из новостей сегодняшнего дня – Марии Алёхиной из Pussy Riot отказали в УДО, несмотря на поддержку Пола Маккартни и Питера Габриэла.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Что нам Маккартни, Стинг? Это все нам по барабану. Маккартни выучил имя-отчество судьи.
А.ПЛЮЩЕВ: Я думаю, ему написали просто.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Написали, да? Но тем не менее, он его написал.
А.ПЛЮЩЕВ: Людмила Михайловна.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Ну, представляешь, по-английски - Людмила Михайловна… - напиши по-английски, да? Не важно! По барабану нам это всё: Маккартни, Стинг, мировое сообщество, Мадонна. Это все нам по барабану. Нету новости, как кто-то справедливо написал - новость была бы, если бы ее отпустили! Вот это была бы новость. А это - не новость: клали на законы и продолжаем класть. В чем новость-то? С 6 мая прошлого года новостью является вдруг какое-то решение, имеющее отношение к закону. Вот, скажем, то, что уволили полицейских, которые участвовали фактически в избиении там этих «синих ведерок»...
А.ПЛЮЩЕВ: В Санкт-Петербурге вы имеете в виду?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да-да-да. Вот то, что уволили этих полицейских, вот это новость! Вот это - новость! Вдруг государство, да? - вдруг, где-то на одном квадратном сантиметре, - поступили по закону. Человеческий фактор.
А.ПЛЮЩЕВ: Не, ну ладно. У нас дело даже казанских полицейских, которые там бутылкой из-под шампанского. Помните, дошло до суда?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да. Но там уж был такой, да? - там, все-таки, другой случай – там слишком большой был резонанс, и слишком очевидно это все было! Здесь - вот это для меня была новость, то, что на одном квадратном сантиметре вдруг торжествует закон, - вдруг они поступают так, как должны были поступить. Хотя, конечно, реакция могла быть гораздо более серьезной, - но она, по крайней мере, в эту сторону, со знаком плюс… Что касается оставления под стражей Алёхиной… Их посадил Путин. Путин посадил этих троих. И пока отмашки от Путина не будет, они будут сидеть. Точка! Маккартни, не Маккартни…
А.ПЛЮЩЕВ: Также говорят и про Ходорковского, например.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Разумеется.
А.ПЛЮЩЕВ: Ну, сегодня, вот, в Воронеже прям, я думаю, в эти минуты, потому что не было еще сообщения о том, что, вроде бы, все закончилось, Путин принимает бизнесменов во главе с Титовым (это омбудсмен бизнесовый).
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да я в курсе.
А.ПЛЮЩЕВ: Ну, я тоже поясняю для некоторых радиослушателей, которые, может, там, космонавты, туда-сюда. Ну вот. И там они говорят о взаимоотношениях бизнеса и власти в очередной раз. Там много всяких разных...
В.ШЕНДЕРОВИЧ: О чем, о чем? Это ты называешь «взаимоотношениями»? Ну, можно и так. Ну, в принципе, изнасилование – тоже разновидность взаимоотношений. У нас с вами взаимоотношения, знаете ли, - групповое изнасилование! Ну, такое «взаимоотношение» произошло. Они там замечательно сказали...
А.ПЛЮЩЕВ: Подождите. Передача называется как, вот, в которой мы участвуем? Как, вы помните?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: «Особое мнение».
А.ПЛЮЩЕВ: Вот, «Особое мнение». А вы хотите, что... Потом вы же будете меня обвинять или ваши фанаты будут меня обвинять, что я не даю вам высказать особое мнение, потому что вы требуете от меня занять позицию сейчас.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Нет-нет-нет.
А.ПЛЮЩЕВ: «Вы называете это взаимоотношениями?» Да, называю.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Не-не-не. Избави боже, избави боже… Это фигура речи. Я больше так не буду. Поехали дальше.
А.ПЛЮЩЕВ: Да. Итак, они там выясняют эти взаимоотношения. Но один из ключевых пунктов, как говорят, потому что это официально никто не признает особенно, это амнистия, амнистия бизнесменам там. От 12 тысяч до 100 тысяч человек, вроде бы там, по разным. И, соответственно, спорят там, выйдет Ходорковский, не выйдет Ходорковский, выйдут эти 12 тысяч, не выйдут. Вы, в принципе, за амнистию бизнесменам или нет?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Я, в принципе, за смягчение законодательства - вообще. В принципе, вообще. Дальше - мы прекрасно понимаем, что истина конкретна. И дальше: амнистия в руках как политический инструмент, да? И мы знаем, кого отпускают, и знаем, кого не отпускают. И мы понимаем, что это используется как политический инструмент. Вот как бы это выглядело, ну, прости господи, в какой-нибудь Бельгии, да? Вот: решено изменить норму закона. Это означает, вот, с медицинской точностью, что у кого там выше этой цифры, условно говоря… - ну, такие-то статьи - остаются сидеть, такие-то статьи - выходят. Правый он, левый, голосовал он так или так, был ли он противником премьер-министра или соратником премьер-министра... В Бельгии бы это никого не заинтересовало – там бы это работало механически, медицински: просто - можно ужесточить норму закона, а можно ее смягчить. Но и в том, и в другом случае это закон. В нашем случае - и в том, и в другом случае это не закон заведомо. Поскольку это решает Путин, это заведомо не закон, а заведомо инструмент для разводки, шантажа, покупки и так далее, и так далее, и так далее. да? Пиара, чего угодно... Это инструмент для. Это политический инструмент, которым сейчас Владимир Путин будет пользоваться. Сейчас он махнет белым платочком. И как они говорят, как бы, там тема такая, как бы: лояльность бизнес-сообщества. Да. «Лояльность». Какая лояльность? Они лежат у сапога уже. А те, кто не лежат у сапога, сидят, шьют варежки по второму делу. Все, кто не проявил лояльности, не лег у сапога, шьют варежки или бежали, или их нету в бизнесе близко. Значит, покупать лояльность...
А.ПЛЮЩЕВ: Есть, о чем договариваться – в смысле «не бегите больше, ребята», например.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, секундочку. Договор подразумевает некоторое взаимное воздействие, да? Но в данном случае воздействие только в одну сторону.
А.ПЛЮЩЕВ: Согласие есть продукт...
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Именно. «При непротивлении сторон». Когда два партнера о чем-то договариваются, имеется в виду: я уступлю тут, ты уступишь тут, да? А если ты не уступишь тут, то я не уступлю тут. В диалоге «Путин-бизнес» такое было возможно в 2001 году, в 2000 году, когда… Если бы бизнес встал весь и сказал «Эй, тень, знай свое место», да? «ГБ, сиди вот тут, а в бизнес не лезь. Занимайся там... Не надо ваше ГБ - в бизнес, в железные дороги, в нефть, в газ… Вот тут - без ГБ». Да? Если бы бизнес смог, тогда были бы взаимоотношения, действительно, взаимоотношения. А так - произошла показательная порка как минимум. После этого на двенадцатом году, вдруг: «давайте договариваться». Чего с тобой договариваться? Ты лежишь у сапога. Лежи, где лежал, лижи, что лизал. Всё. Чего с тобой договариваться? Все остальное – вопрос пиара путинского. Вот сейчас он вынет белый платочек, кого-то выпустит, смягчение. «А вы говорите: ужесточение...»
А.ПЛЮЩЕВ: Не, белый платочек – это нельзя у нас. Это как белую ленту могут принять, вы что, Виктор Анатольевич?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Нет-нет-нет, ничего, можно. Ему – можно.
А.ПЛЮЩЕВ: Хорошо. Вас спрашивают, прямо вопрос задает Владимир: «Как думаете, Путин разрешит распространить амнистию на Ходорковского и Лебедева?» Ну вот если встанет вопрос.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Думаю, что нет. Хотя, - как сильная козырная карта в разговорах с мировым сообществом теоретически это возможно в какой-то момент; вдруг сказать: вот, - да! И опять-таки, махнуть белым платочком. Не знаю. Думаю, что нет. Думаю, что он боится. Думаю, что он очень сильно комплексует и понимает разницу в величинах между собой и Ходорковским. Он понимает, что он рядом с Ходорковским никто и звать его никак - с точки зрения интеллекта, личности, силы характера и так далее. Я думаю, что он его очень не любит, и понимает, и просто боится. Я думаю, что он понимает, что Ходорковский на свободе – это, как минимум потенциальное, изменение пейзажа очень серьезное. Хотя, Ходорковский, так сказать, неоднократно говорил, что он не вернется в политику, если окажется на свободе, да? Но тут понятно... Кто знает? Изменится чуть, тектоническое какое-то подрагивание… и такая фигура, которая очень сильно собрала вокруг себя протестный электорат по понятным причинам, да? К нему отношение изменилось за эти годы. Он доказал свою некоторую цельность. И потом он, действительно, один из немногих, кто заплатил судьбой за свои убеждения. Все-таки, это большой дефицит… Я думаю, что поостережется Путин его выпускать. Хотя, я искренне говорю, я очень хотел бы ошибиться.
А.ПЛЮЩЕВ: Если есть такая боязнь, почему Ходорковский платил столько свободой, но не жизнью до сих пор? В российских колониях всяко бывает.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Ну, к сожалению... Вот здесь сама постановка твоего вопроса, - сама постановка вопроса, обрати внимание, говорит о том, что мы с тобой (и по умолчанию, очень многие) - по умолчанию считаем это возможным!
А.ПЛЮЩЕВ: Не, ну мы тут сидим, демшиза, нормально, между собой.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да. Тем не менее, это не выходит за рамки нашего представления об инструментарии Владимира Путина. Значит, речь идет о том, целесообразен этот инструментарий для него или, как он в раздражении сказал про Политковскую, что смерть принесла еще больше вреда, чем ее публикации. Значит, смерть Ходорковского принесет ему на сегодняшний день, конечно, очень много вреда. И еще сделает шаг к отрезанию его... А он сейчас очень заинтересован, наоборот, нелегитимно придя к власти, сломав об колено и изнасиловав, - он чрезвычайно заинтересован в возвращении… в том, чтобы «как ни в чем ни бывало», вот это, как в Шварцевской «Тени». «Как ни в чем ни бывало!» - музыка, бал, все идет, все нормально, ничего не случилось. Как будто бы третий срок ничем не отличается от первого и второго. Все идет нормально, - бал! Вот, должна звучать музыка и все должно быть хорошо.
А.ПЛЮЩЕВ: «Незаметно присоединяйтесь».
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да-да, незаметно присоединяйтесь, да! Вот, вот-вот. Поэтому, - конечно, нет. Но обрати внимание, сама постановка вопроса говорит о том, что мы почему-то прекрасно понимаем, что инструментарий этот у него есть. И это само по себе очень выразительно.
А.ПЛЮЩЕВ: Много спрашивают... Ну, есть несколько таких, условно комичных вопросов, хотя, не знаю, смеяться или плакать иногда, или просто как-то вздыхать. Много спрашивают про то, как Сергей Лавров, министр иностранных дел наш впрягся за якобы наши потерянные голоса от Азербайджана на Евровидении.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Это очень смешно. Вот это уж точно... Значит: «Молчите, принцесса, – как было сказано у того же Шварца. – Вы так невинны, что можете сказать страшные вещи». Я бы на месте путинских чиновников слова «фальсификация», «голоса» вообще бы не употреблял. Не напоминай, сиди тихо. Причем тут Евровидение? Что ж ты сам про фальсификацию, что ж ты сам про украденные голоса? Тебе молчать надо в тряпочку, дорогой. Вам всем надо молчать в тряпочку про украденные голоса и фальсификацию, потому что вопрос не в Евровидении. Но сам факт о чем говорит? Это почти ведь каждый раз возникает эта тема. Больное самолюбие, раненое самолюбие… Нас все обижают, кругом враги, заговор, все сговорились. Причем, как выясняется (кто-то посчитал) что - были бы эти голоса, ничего бы не изменилось в судьбе Дины Гариповой…
А.ПЛЮЩЕВ: Секундочку, как говорится в одном анекдоте. Секундочку. Вот, когда либеральная оппозиция говорит, что там «Единая Россия» или Путин покрали голоса, туда-сюда и говорят «А, ничего бы не изменилось...» Ну, в смысле все знают, что ничего бы не изменилось, но все говорят «Нет».
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Стоп. С этого места подробней. Был бы абсолютно другой… Даже при том ресурсе, неравном в стартовых колодках, - была бы, конечно, другая Дума, если б посчитали по-честному. Была бы другая Дума, не полностью контролируемая. Но это уже второй вопрос. Нет…
А.ПЛЮЩЕВ: Было бы существенно больше «Справедливой России».
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, я сейчас... Я-то вообще был за «наХ-наХ», как ты помнишь. И это с самого начало было жульничество и наперстничество. Это другой разговор. Я сейчас говорю о том, что - то, что на таком уровне это детонирует, говорит, конечно, об ущербном сознании. Это фантомные боли. Болит отрезанная нога. Мы… Всё, вот, ощущение, что нас обижают, кругом враги, вот этот синдром осажденной крепости, которая прорывается то в футболе, то в хоккее, в биатлоне. Везде нас засуживают, везде не хотят нашей победы, да? И предположить...
А.ПЛЮЩЕВ: Нет, не всегда. Уж точно не всегда. Последний Чемпионат мира 3:8 нормально.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да, обошлось без этого.
А.ПЛЮЩЕВ: Хорошо проиграли сами, прям, так...
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Приятно, что сами. Приятно, что сами, а не повторилось Солт-Лейк Сити с этим воем. Нет, не каждый раз, все-таки. По-разному. Болезнь протекает различным способом. Но бацилла сидит в организме сильнейшая. И все время вот эта вот тема, да?
Ты же помнишь, на внешнеполитическом фронте с кем мы воевали, да? Эстонский творог запрещали там, молдавское, грузинское. Всё враги. Вот, Эстонию мы побеждали этим творогом. Иванов, один из этих Ивановых предлагал не покупать, если ты помнишь, эстонский творог, да?
А.ПЛЮЩЕВ: Шпроты, я помню, была какая-то история со шпротами. Там фашистские.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Вот, да-да. Вот. Ты на карту посмотри, с кем ты воюешь, кого ты побеждаешь, как. Чувства юмора не хватает здесь. Ну, просто, ну... Представить себе, экстраполировать ситуацию и представить себе, что МИД Америки занимается каким-то конкурсом, где какая-то там певица чего-то не выиграла, ну, как-то странновато было бы.
Не болит у них. Они себя ощущают большими и они есть большие. Поэтому они ведут себя как большие. Хотя, там свои проблемы есть и свои патриоты, но, по крайней мере, такого болезненного протекания как у нас нету.
Лавров в данном случае в очередной раз заверещал от фантомной боли. «Нас опять обидели, нас опять обложили со всех сторон».
А.ПЛЮЩЕВ: Ну вот раньше как-то до министра иностранных дел не доходило.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Не доходило.
А.ПЛЮЩЕВ: Даже уже видавших виды удивило.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Обострение, обострение. Но повторяю, принцесса, молчите, ни слова про фальсификации, про сворованные голоса. Вы навеваете воспоминания, ненужные вам. Не надо. Вам про это не надо.
А.ПЛЮЩЕВ: Так, хорошо. Значит, давайте про топонимику поговорим.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Знаю я вашу топонимику.
А.ПЛЮЩЕВ: В Москве, как передает радиостанция «Эхо Москвы», может появиться улица Уго Чавеса. Может быть название присвоено Проектируемому проезду №5509, который находится между Ленинградским проспектом и улицей Авиаконструктора Микояна, напротив Академии Жуковского, если знаете. Об этом в блогах пишут группы исторической географии Института российской истории. По данным блогеров инициатором ходатайства выступил глава компании Роснефть Игорь Сечин. И вот радиостанция «Эхо Москвы» получила подтверждение Роснефти, что Сечин, действительно, направлял ходатайство о присвоении названия «Улица Чавеса» Проектируемому проезду. Правда, по закону переименование улицы возможно по ходатайству президента или мэра, а также по прошествии 10 лет со дня смерти того человека, в честь которого называют улицу. Ну, чуть-чуть меньше прошло со дня смерти Чавеса. Не важно, бог с ним. Но сам вопрос интересен. Вы хотели бы жить на улице Чавеса?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да я и на Ленинском проспекте не хотел бы жить. Нет, понимаешь, ничего... Опять, как в случае с Алёхиной. В чем событие? Мы живем... Чуть ли не в прошлой программе я это говорил. Мы живем среди улиц, названных в честь убийц. Да? Станция метро Войковская – ну, как-то привыкли, я на ней выхожу регулярно. Нормально. Прислушались, принюхались, уже не пахнет, да? Ну, Войковская и Войковская. Это уже стало просто звуком, это перестало, да? И так далее.
Там, Дыбенко улица есть. Да мало ли у нас там, да? Палач на палаче. Ну и главный не закопанный лежит посреди города. Так что еще один. Ну, иноземных убийц тоже у нас полно. У нас там вплоть до людоедов. Поскольку мы дружили со всеми людоедами, которых посылала нам судьба, то ничего удивительного.
В принципе, ничего не изменится. У нас и улица Кадырова есть. Ничего. Тоже ничего. Я писал там: «Хороший перекресток, Кадырова и Бунина». Ну так, вдвоем представить беседующими о чем-то.
А.ПЛЮЩЕВ: Это толерантность называется.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Ну да.
А.ПЛЮЩЕВ: В этом и есть толерантность. Разве нет?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Толерантность может продлиться вплоть до Риббентропа. Там, знаешь, размеры толерантности нашей... Вот тут мы – толерантные ребята. К убийцам мы страшно толерантные. Ну, бог с ним. Чего об этом говорить?
Повторяю, ничего не изменится принципиально. Это будет не первый и не последний негодяй, именем которого названы московские улицы. Желательно, чтобы этого не было. Ну, подождем.
А.ПЛЮЩЕВ: Хорошо. Ну, тем более, что Проектируемый проезд – может, человек как-нибудь по-другому спроектирует. Посмотрим. Виктор Шендерович в гостях сегодня у программы «Особое мнение». Мы продолжим минутки через 3 после новостей и рекламы. Не переключайтесь.
НОВОСТИ
А.ПЛЮЩЕВ: Программа «Особое мнение». Меня зовут Александр Плющев. Я все время говорю «в гостях», но, на самом деле, я бы так сказал, на своем месте сегодня Виктор Шендерович, в четверг.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: На том же месте, в тот же час.
А.ПЛЮЩЕВ: +7 985 970-45-45 – номер SMS, по которому можно задавать вопросы. Ну и Twitter-аккаунт @vyzvon. Говорили сегодня весь день об обысках у активистов Левого фронта, людях, относящихся к Левому фронту. И там, вроде бы, органы опеки изъяли детей. Потом, вроде бы, вернули.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да не «вроде бы», а изъяли. А вернули, как мы сейчас выяснили с тобой в перерыве, не раньше, чем мама подписала какую-то бумагу о том, что они жили там в антисанитарных условиях. Значит, мама что угодно подпишет.
А.ПЛЮЩЕВ: Ну, это мы знаем со слов Льва Пономарёва.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да, со слов Льва Пономарёва. Ты часто ловил Льва Пономарёва на лжи? Нет? Я – нет. Поэтому есть основания верить, по крайней мере, до каких-то очень серьезных других данных.
Так вот. Это все очень вписывается в то, о чем мы с тобой говорили. Это называется «похищение», это называется «шантаж», потому что, конечно, мать подпишет. Всякий человек, у которого немножко есть фантазии, да? Вот, твоих двух детей берут и куда-то увозят, просто увозят куда-то. И чтобы ты просто увидела, ты должна подписать, чтобы тебе вернули детей, должна подписать бумагу. Да подпишет, конечно. Верните детей. А дальше пойдет, да, дальше будет очередной рычаг давления.
Значит, антисанитарии ближе, чем в доме соратника удальцовского не нашли, товарищ Онищенко? Приходите в гости ко мне, товарищ Онищенко, я вам покажу крыс, которые ходят по Сокольникам размером с вас, товарищ Онищенко. Ну, может, чуть меньше. Ничего.
Не, понятно, что... Вот тут вот мы озаботились антисанитарией. Я видел крысу, идущую по Большой Дмитровке от прокуратуры к Совету Федерации. Может, она по службе шла, не знаю. Посыльная крыса, да?
На Большой Дмитровке ходят крысы, товарищ Онищенко, органы опеки. Другой антисанитарии в России не нашлось? Да? Посмотрите, в каких условиях живут мигранты. 30 человек в комнате, в квартире. Ничего, нормально. Тот человек, для которого они строят дома, да? Ничего, как-то там все нормально с санитарией. Но тут – но тут мы доведем до блеска ситуацию, конечно. Забота о детях.
Вот поэтому при словах «суд», «закон», «милиция» все морщатся и машут руками. Поэтому мы так удивляемся, когда суд вдруг выносит какое-то законное решение. Мы говорим «Опа». Когда вдруг наказывают, так сказать, полицейских, которые приступили закон, мы говорим «Как так? Ну надо же как бывает». Потом мы будем говорить и они будут говорить о правовом нигилизме. Вот, после того, как они вот это вот сделают, они потом будут говорить «Что это вы, россияне, у вас такой правовой нигилизм? Что это вы такие плохенькие у нас? Надо завинтить еще гаечки с вами».
История совершенно классическая. И посмотрим, последим за судьбой этих органов опеки, проведем парочку, если руки дойдут, контрольных замеров по соседству, интересует ли их судьба детей и то, в каких условиях живут дети. Ну и так далее. Это все риторические вопросы, к сожалению.
А.ПЛЮЩЕВ: Не, вообще мне кажется, извините за мое особое мнение, использование детей в политической борьбе – с любой стороны это ужасно, и тут даже как-то, казалось бы, и комментировать...
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да. Но мы с тобой опять по умолчанию, мы с тобой понимаем, что это политическая борьба, что это не забота о детях.
А.ПЛЮЩЕВ: Конечно.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Так же, как в случае с Астаховым. Мы понимаем, что дети... Да клал он на детей. И продолжает класть каждый день буквально, потому что положение детей, как ясно из просто комментариев и сообщений, ухудшилось со времени принятия закона. Ухудшилось. Клал и будет класть.
Значит, мы понимаем. Это к вопросу о законе. К сожалению, это вот старая песня, но эту песню надо петь всякий раз, к сожалению. Энергия протеста либо выходит в изменения законными путями. А если государство настаивает на том, что законные пути невозможны, если суд, органы опеки, полиция, парламент и так далее, и так далее, Астахов, вот, кто угодно, если все они используются только как политический инструмент давления или противостояния с оппозицией, то рано или поздно эта энергия, которая не выходит в изменения, она выходит в разрушения. Ломоносов-Лавуазье. Ничего третьего просто быть не может.
Вот, просто я хочу сказать, этот факт наложился на сегодняшнее же сообщение о премиях газпромовских, да?
А.ПЛЮЩЕВ: Да вы, как выясняется, любите считать чужие деньги.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: А это мои деньги. Сашенька! Это мои деньги. Это государственная корпорация. Этот миллиард… если они заплатили миллиард, то полмиллиарда (поскольку 50% государственных), это мои и, хочу тебя расстроить, твои деньги. Это наши деньги выплаченные, некоторое количество сотен миллионов долларов, выплаченные в премию менеджменту Газпрома. Наших! Это происходит в стране, где в интернете собирают по копейке, по 100 рублей, по 200 рублей на операции детям. Да? Где нету детской медицины, где в больницы надо приходить со своей едой и со своими медикаментами, между прочим, иногда. Это происходит в стране, где... Вот, переулок соседний, там контейнер с мусором. Через раз... Я прохожу к метро, - через раз там кто-то одевается или кормится у этого контейнера. Через раз! И вот в такой стране выписываются менеджменту государственной компании, выписываются, так сказать, многомиллионные, в долларах, премии - даже не зарплаты…
Значит, это что означает?
А.ПЛЮЩЕВ: Что они хорошо работали.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да. Это означает, что они очень хорошо работали! Да, конечно: премия в сотни миллионов долларов на корпорацию. Как Воланд говорил буфетчику Сокову - «маловато, но при скромной жизни хватит». Но я-то имел в виду другое, что это означает. Это означает, что скоро они дождутся не Удальцова, а гораздо хуже. Потому что когда такое происходит прилюдно, опять-таки, цитируя Булгакова, «домработницы не слепые – они все видят», да? И мы видим: нарастает естественным образом социальное напряжение. Значит, если это не выходит в перемены, справедливость каким-то образом должна быть восстановлена. Если она не восстанавливается в результате выборов, смены власти, выборов парламента, изменений… - если она так не восстанавливается, то тогда есть большой соблазн - каким-то другим образом! А это к Удальцову.
А.ПЛЮЩЕВ: Я не знаю. Вот, аналитик финансовой компании Уралсиб Алексей Кокин, которого цитирует Газета.ру, говорит «Даже при общем размере премии в 1 миллиард (а в Газпроме говорят, что и меньше) они не выглядят слишком крупными в расчете на одного сотрудника, на душу населения».
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Ну, давай посчитаем, смерим это, чтобы не они друг с другом мерились, а давай посчитаем это - с премиями, которые получают врачи, учителя, инженеры…
А.ПЛЮЩЕВ: Что-то социалистическое у вас проскакивает, Виктор Анатольевич. Вы – социалист?
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Я – сын инженера и педагога, извини. И я не помню таких премий. Я не помню таких премий! И я не вижу таких премий. У меня ученик (один из моих учеников по Дворцу пионеров), он теперь – профессор мгу. Получает он там много, ну, тысяч 20 рублей.
А.ПЛЮЩЕВ: Хорошо. Мне не нравится с вами говорить про деньги, вы какой-то меркантильный, Виктор Анатольевич.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Я страшно меркантильный.
А.ПЛЮЩЕВ: Вот, 2,5 минуты остались, и я хочу вот о чем спросить. Это наши слушатели спрашивают: «Не пора ли обратиться в Госдуму с инициативой принять закон о защите атеистических чувств неверующих?»
В.ШЕНДЕРОВИЧ: В Думу можно обращаться с чем угодно. Где сядешь, там и слезешь.
А.ПЛЮЩЕВ: Ну, понятно. Речь идет, конечно, не о принятии законопроекта.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Речь идет о том, что они приняли... Да.
А.ПЛЮЩЕВ: Я думаю, люди не пытаются, задававшие этот вопрос.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Да, понятно. Речь идет о том, что скоро можно за неуважение к чувствам верующих получить «трешечку», да?
А.ПЛЮЩЕВ: Легко.
В.ШЕНДЕРОВИЧ: Говоря языком нашего пахана. «Получить трешечку». Да, оскорбление чувств верующих – вещь чрезвычайно серьезная. Меня, например, дико оскорбляет. Вот, я, например, верю в таблицу умножения, в физику верю. И когда товарищ Чаплин рассказывает мне о том, что обнаружены какие-то физические законы, способствующие схождению Благодатного огня, - то должен сказать, что это мои чувства оскорбляет. Все чувства, которые у меня есть, оскорблены этим заявлением. Скажите, я могу попробовать осудить товарища Чаплина за оскорбление, за то, что он день за днем оскорбляет мой мозг, да? Меня оскорбляют гэбэшники, со свечками стоящие в храме. Чрезвычайно оскорбляют мои чувства, - все, какие есть, оскорбляют (мои чувства). При том, что я даже не православный. А я знаю православных, которых оскорбляет гораздо сильнее. Этим что делать? Что делать человеку, который верит в таблицу умножения и Ломоносова-Лавуазье, а ему в XXI веке подгоняют Средневековье? Что нам делать? Опять-таки: либо это будет меняться каким-то образом в сторону здравого смысла и закона, либо это прямой шаг к очередной конфронтации. Для меня это совершенно очевидно. Но Чаплин как пример ежедневного оскорбления моих чувств... Кто из нас кого засудит, посмотрим.
Комментариев нет:
Отправить комментарий