Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр. И я приветствую в этой студии свою сегодняшнюю гостью – это Екатерина Самуцевич, участница группы Pussy Riot. Добрый вечер, Екатерина.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, добрый вечер.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, для начала я вас поздравляю с тем, что, в общем-то, благополучно завершилось рассмотрение кассации для вас. Я так понимаю, что вы сегодня в СИЗО были вновь, но уже в другом качестве?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да. В качестве бывшего заключенного. Я приходила забирать вещи, которые у меня остались в камере.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Своим подругам вы что-нибудь приносили? Есть ли какая-то возможность?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, мы принесли продукты, заказали дополнительные продукты в терминале.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И какие-то письма? Но я так понимаю, что встречаться с ними вы не можете?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, изоляция.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы с ними просто так, передачки?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, письма через адвокатов еще, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Если не секрет, что вы написали им?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, написала, что «Держитесь». Не знаю, момент, когда мы обнимались в аквариуме, я запомнила на всю жизнь. Мне это было очень приятно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С какими чувствами вообще вот там вы расставались?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, были смешанные чувства. Во-первых, это была полная неожиданность для меня. Я сначала первые несколько секунд не могла понять, почему вдруг текст, который мы всегда ожидаем «Приговор оставить без изменений» вдруг стал другим, вдруг появились другие слова. Мы начали вслушиваться, и вдруг «Изменить приговор, изменить меру пресечения». И дальше вот этот текст про условный срок. Потом несколько секунд, как бы, я думала, что это значит. И потом вдруг такой взрыв эмоций и девчонки начали меня обнимать. И я тут поняла, что да, я сейчас выйду на улицу.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Кого первым увидели, когда вышли из зала суда?
Е.САМУЦЕВИЧ: Журналистов, камеры.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, я так понимаю, что для вас камеры – это вообще постоянное сопровождение все то время, что вы не находились в СИЗО, были в зале суда?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, да. Помимо самого судебного процесса камер не было.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С кем хотелось в первую очередь увидеться после того, как вас освободили?
Е.САМУЦЕВИЧ: Со своими друзьями по группе, естественно, потому что для меня это очень близкие люди как Маша и Надя. К сожалению, я их не могу видеть. Но когда я их увидела, мне было очень приятно и мы, конечно же, обнялись. И дальше мы начали убегать от журналистов, чтобы хоть как-то спастись.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, пока не очень вам удается, похоже, убегать от журналистов. За те полтора-два дня, что прошли, в основном, интервью.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да. Ну, конечно, я понимаю, что у людей накопились вопросы. Естественно, надо на них ответить. Я понимаю, что людям интересно, что я думала, как это было. Естественно, я хочу рассказать им об этом. Поэтому я даю интервью. Но, конечно, я стараюсь сделать так, чтобы это было терпимо.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как вы считаете, вообще вам удается донести смысл своей акции? Потому что, наверное, чаще всего вас спрашивают зачем вы это сделали.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да. Но, честно говоря, мне кажется, да. Большинство людей более чем поняли смысл акции.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сейчас для наших слушателей, потому что я вот смотрела, почти 300 вопросов на сайте. И я поняла, что, все-таки, не все понимают, почему, зачем, чем вы руководствовались. Давайте тогда и для слушателей «Эха Москвы», для зрителей RTVi.
Е.САМУЦЕВИЧ: Хорошо. Начнем с того, что мы выбрали определенную форму, это определенная концепция группы – нелегальное музыкальное выступление. То есть мы появляемся внезапно в выбранном заранее нами месте, это место должно быть определенным политическим символом для нас. Например, предыдущее наше выступление перед Храмом Христа Спасителя было Лобное место на Красной площади. Дальше мы в течение этого выступления исполняем песню, которую придумываем заранее, и она задевает определенные проблемы, которые нам интересны. Ну, Храм Христа Спасителя – естественно, мы поднимали проблему сращивания верхушки РПЦ с государственной властью. То есть это было очень хорошо видно, особенно по высказываниям Патриарха Кирилла, который, ну, уж очень как-то слишком уже преувеличенно начал призывать верующих голосовать за Путина, за партию «Единая Россия». Это было уже слишком, было слишком откровенно. Естественно, нам хотелось высказаться – мы не могли просто этого не сделать. И сейчас многие задают вопрос «Если б вы знали, что будет уголовное дело или оно могло бы быть, вы бы сделали это?» Да, конечно, потому что мы не могли молчать. На тот момент это была просто запредельная ситуация вот этой дерзости властей, дерзости Патриарха Кирилла. Мне кажется, происходит определенный обман, когда используется православная культура в этих политических целях, в целях пропаганды ценностей, которые транслирует Путин, его режим, его власть.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть для вас эта такая стопроцентно политическая акция, которая в итоге запустила, знаете как чаще всего пока вы находились в СИЗО, чаще всего говорили, что Pussy Riot запустили настоящий тектонический сдвиг. И, может быть, даже не рассчитывая на это.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно, этого нельзя было предсказать. Здесь, возможно даже, дело не совсем в нас, дело в этой проблеме, которую мы подняли. Она, видимо, оказалась очень серьезной для нашего общества, для нашего государства. И она уже происходит не один год. Это такая, застарелая проблема и она, видимо, очень острая, очень болезненная, как выяснилось.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В этом плане ваша акция удалась.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно. Более чем.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С другими участницами группы вы это как-то обсудили (эффект от этой акции)? Или еще пока нет?
Е.САМУЦЕВИЧ: Мы это обсуждали уже на следующий день. Мы видели реакцию, которая пошла в сети. Естественно, увидели, что мнения очень разные, многие люди не поняли, что это. И первые же дни после акции мы увидели попытку властей представить нашу акцию как нападение на некие религиозные ценности, попытку дезинформировать людей, попытаться подать нашу акцию как атеистскую, воинствующую атеистскую акцию. Но это, естественно, не так. Мы все равно продолжали говорить, зачем мы это сделали. Ну, наверное, до момента ареста, да. Дальше, наверное, активность спала.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте сейчас прервемся буквально на минуту, а потом обсудим с вами, удалось ли власти убедить население в том, что вы пытались напасть на религию, а не по политическим мотивам выступали. Скоро вернемся.
РЕКЛАМА
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Продолжается программа «Особое мнение», в которой сегодня выступает Екатерина Самуцевич. Так, все-таки, возвращаясь к тому, получилось у власти или не получилось представить вашу акцию как нападки на религию, на христианство. Опять же, если смотреть на те вопросы, что приходили к нам по интернету, очень многие говорили об оскорблении чувств верующих, о том, что вам должно быть стыдно. Как вы считаете, это, все-таки, больше следствие того, ну, скажем там, политического фона, информационного фона, который создавала власть? Или, действительно, вам должно быть стыдно и вы оскорбили чувства верующих?
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет, конечно, это последствие вот этого политического фона. Естественно, власть создала такую ситуацию раздражения верующих. То есть даже это сделала, не спросив самих верующих. То есть в СМИ всячески говорилось, что все верующие оскорблены. Даже официально в нашем приговоре написано, что была оскорблена вся социальная группа верующих. То есть власть уже, очевидно, пыталась представить не реальную ситуацию, то есть то, что не могло быть в действительности. Потому что, во-первых, очень много верующих нас поддерживало – это мы видели даже по письмам. Вот, ко мне в СИЗО приходило несколько писем от верующих и они нас поддерживали, они поняли смысл акции. И еще перед арестом тоже многие верующие говорили, что «Мы поняли смысл акции». Действительно, наоборот, они говорили, что Патриарх Кирилл себя ведет странно, что он, наоборот, дискредитирует религию, дискредитирует церковь.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вам, кстати, вообще много писем приходило, пока вы сидели в СИЗО?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, в сумме много, да. Сколько, на самом деле, я не знаю, потому что там есть цензоры в СИЗО и они просто какую-то часть писем могли просто не присылать. Или присылали вырезанные письма, то есть вырезались целые абзацы.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Тут вот как раз один из слушателей или зрителей спрашивает «Чувствовали ли вы поддержку?»
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно. Чувствовали. Очень сильно. Даже в камере мои сокамерницы меня поддерживали. То есть они сначала относились настороженно, они сначала не очень поняли смысл акции. Но потом, пообщавшись со мной, я им все рассказала, рассказала о группе, о наших целях, они начали меня очень сильно поддерживать. И во время суда они всячески ухаживали за мной. Например, они готовили еду и подогревали мне ее, дожидаясь меня, когда я вернусь ночью с суда. Всячески делали все, чтобы мне было удобнее и комфортнее.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А сотрудники СИЗО?
Е.САМУЦЕВИЧ: По-разному. Отношение было разное. Некоторые симпатизировали открыто, некоторые открыто, так, пытались дать понять, что им не нравится то, что мы сделали, им не нравимся мы сами, им не нравится вот эта популярность, которая свалилась на нашу голову.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: По поводу популярности вопрос из интернета от нашего слушателя под ником Шер: «Вам нравится публичность?»
Е.САМУЦЕВИЧ: Честно говоря, я еще пока не успела испытать на себе, что такое публичность, потому что я второй день, по-моему, на свободе, условно на свободе. И не знаю. Пока я не могу сказать, нравится, не нравится. Но, в принципе, мне не нравится, что говорят о нас как о неких звездах. Вот этого я вообще не понимаю. Какая я была, такая я осталась. Я не чувствую никакой звездности, не собираюсь давать кому-то автографы, ничего такого совершенно не хочется. То, что меня снимают – да, я понимаю, что людям, наверное, важно видеть меня. Пожалуйста, снимайте, но это совершенно не меняет мое отношение к другим людям. Я отношусь к другим людям как к равным. Я не считаю себя какой-то звездой и еще кем-то.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А, все-таки, это как-то противоречит идеологии Pussy Riot, вот такая публичность? Все-таки, если я все правильно понимаю, Pussy Riot – это девушка в балаклаве, фактически это аноним.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да. В этом плане, действительно, это уголовное дело ударило по концепции группы и появилось 3 открытых лица, 3 девушки с биографиями, с семьями. Да, это для нас такая, проблемная ситуация. Мы будем как-то с ней работать, как-то будем балансировать на анонимности и на открытости лиц.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, это уже, я так понимаю, надо будет обсуждать и с теми участницами, что остаются на свободе, и с Надеждой, и с Марией.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вообще тема будущего группы Pussy Riot насколько для вас сейчас актуальна? Или вам сейчас, все-таки, важнее разобраться с судом и добиться полного оправдания? Потому что, все-таки, судимость на вас есть.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, приоритет, конечно же, прежде всего освободить Машу и Надю, и добиться справедливости. Ну, то есть, скорее всего, мы будем подавать в Европейский суд. Мы уже подали заявки и будем требовать оправдательного приговора.
Но параллельно с этим группа не собирается останавливать свою деятельность. Мы все хотим продолжать делать то, что мы делали раньше.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Если говорить о том, что и как группа будет существовать дальше, Pussy Riot – это уже некий бренд, вокруг которого если уже не возникло, то вот-вот возникнет какая-то коммерческая история. С этим вы будете бороться или как-то просто самостоятельно регулировать?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, это интересный вопрос. Это такая, известная проблема. В современном искусстве есть такая проблема, коммерциализация искусства, когда художник делает произведение, он его открыто где-то выставляет, а потом начинает как-то цитировать его, продавать и произведение становится коммерческим. Есть такая проблема, потому что для нашей группы это, естественно, противоречит концепции. Мы не коммерческая группа, мы выступаем против коммерции. Естественно, мы не хотим, чтобы Pussy Riot превратились в бренд. Но при этом я не знаю, честно говоря. Это для нас тоже проблемная ситуация. В принципе, да, надо как-то решать эту проблему, что делать, если люди, например, захотят продавать водку с именем Pussy Riot или еще что-то. В принципе, у нас нет желания кого-то ограничивать и как-то агрессивно себя вести по отношению к тем, кто хочет продавать майки, еще что-то. Но мы сами, естественно, никогда не будем ничего продавать, мы сами не хотим превращаться в товарный знак или в бренд. Мы сами будем продолжать концепцию некоммерческой группы.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В этой связи вопрос по поводу Петра Верзилова. В его адрес прозвучали обвинения со стороны двух других участниц. Вы это письмо не писали, но я так понимаю, вы уже в курсе ситуации.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, я видела эти заявления, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как бы вы могли его прокомментировать? Потому что на вчерашний день, если я правильно понимаю, для вас это, скорее, была неожиданность.
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, до сих пор, честно говоря, для меня остается неожиданностью, потому что такой проблемы не было. То есть я не помню, чтобы мы там обсуждали проблему кого-либо вообще из группы или кто там близок к нам как родственник. То есть, да, известно, что Петя Верзилов является мужем Нади Толоконниковой. И я не знаю. Здесь сложно что-либо сказать. Мы сами пока не поняли, что это было. Сейчас как-то, не знаю, будем выяснять, что это было. Сейчас пока не знаю. Единственное, какие-то обвинения – я даже полностью не прочитала, я не очень поняла, в чем конкретно обвиняют Петра. Мне непонятна эта ситуация.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, выяснять вы будете как? Вы напишете Надежде и Марии? Как-то с ними таким образом будете разбираться?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну да, конечно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Потому что как-то с адвокатами не очень тоже ясно. Информацию, ведь, обо всем происходящем на воле вы получаете через адвокатов, в основном?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, через адвокатов, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И тут, кстати, еще одна конфликтная история. Во-первых, спрашивает еще один слушатель по фамилии Комаровский «Кто посоветовал вам поменять адвоката?»
Е.САМУЦЕВИЧ: А, никто. Это было мое личное решение.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть все вот эти вот разговоры, предположения о том, что есть некий конфликт с адвокатом Волковой и прочие, они?..
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет, никаких конфликтов, никаких обид, ничего такого не было.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вы довольны тем, как Виолетта Волкова защищала вас на протяжении всего процесса?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, мне сложно оценивать, потому что я не юрист. Честно говоря, когда у нас шли вот эти судебные заседания, это была для нас какая-то бешеная гонка. Мы просыпались в 5 часов утра и дальше где-то до 12-ти ночи мы трудились – мы находились то в зале суда, то в конвойке. То есть была стрессовая ситуация и, честно говоря, было не до того, чтобы оценивать работу адвокатов или кого-либо еще.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, вы же слышали, что она говорила в зале суда, как она про вас рассказывала, про то, что вы делали, или чего вы не делали?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, слышала.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И вас эта работа устраивала?
Е.САМУЦЕВИЧ: В принципе, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А новый адвокат, ее выступление вас?.. Ну, правда, по результатам этого выступления оказались на свободе.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, блистательное выступление, блистательное дополнение к кассационной жалобе. Я не ожидала, да, что будет такой результат и будет такая кассационная жалоба у нового адвоката. Ну, новый адвокат Хрунова Ирина Владимировна – она имеет безупречную политическую репутацию, прежде всего. Для меня это было важно, когда я выбирала нового адвоката. Известно, что она вела дело Ходорковского. То есть для меня это очень важный факт, и, естественно, мне захотелось с ней поработать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А, кстати, вам, не знаю, рассказывали или нет, что Михаил Ходорковский высказывался в том числе и по вашему делу, и рассказывал, каково это, когда тебя вот так вот постоянно возят.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, он написал мне письмо и я ему ответила, да. Мы переписываемся.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Для вас насколько это было важно?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, это очень важно, естественно. Ходорковский является одной из самых крупных фигур среди политических заключенных. Естественно, ситуация с ним – она несколько отличается от нашей ситуации, но все равно она встает в ряд вот этих репрессивных мер государства, направленных против граждан России, которые критикуют власть.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: У вас не возникло желание сейчас как-то заниматься больше политикой, а не искусством?
Е.САМУЦЕВИЧ: А для меня это уже политика, да. Здесь странное разделение происходит все время между искусством и политикой. На самом деле, есть такое понятие как «политическое искусство». Иногда применяется такое обозначение. Вообще-то странно, когда искусство является не политическим, потому что искусство также занимается проблемами общества, проблемами людей, проблемами культуры. И это в том числе и политические вопросы. То есть это часть гражданской политики. Да, это не часть вот этой элитарной политики большой, но это часть гражданской политики.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Насколько близок вам протест, вот та протестная деятельность, которую можно увидеть? Там вот есть выборы в Координационный совет, есть какие-то митинги. Разная есть оппозиция – кто-то более радикальный, кто-то менее радикальный. Вы бы хотели к кому-то присоединиться или, все-таки, Pussy Riot – это некая автономная группа, которая идет своим путем?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, у Pussy Riot своя форма, своя ниша. Да, в этом плане мы отличаемся от митингов. Мы за разнообразие любых форм, любых способов протеста. Мы выбрали вот такую форму (нелегальные концерты). Кто-то выбирает митинги, организацию митингов или организацию каких-то мероприятий.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но присоединяться ни к кому вы не хотели бы?
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет, ну, вот, я ходила как гражданка России на митинги. Естественно, я поддерживала все эти движения, естественно, мне это было важно. Меня возбуждало то, что было в декабре, 5-6 декабря была особенно интересная ситуация. Естественно, мне это все импонировало. Но при этом параллельно мы работали в группе, мы занимались своей деятельностью.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ваш отец выступал на одном из митингов. Знаете ли вы об этом? И если да, то как вы к этому отнеслись?
Е.САМУЦЕВИЧ: Я, честно говоря, только сейчас узнала, что он выступал на одном из митингов. Он мне, в основном, рассказывал, как он давал интервью, то есть что он говорил в интервью и спрашивал у меня, что можно еще сказать, добавить от меня. А вот то, что он выступал, я не знала. Но это очень приятно мне слышать. Это просто удивительно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как вы считаете, вообще вот эта вся ситуация с арестом, с СИЗО, с судом сильно поменяла вашего отца?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, мне кажется, сильно – я это вижу по нему. Видела каждый раз, когда он приходил ко мне на свидания. То есть сначала на первом свидании он был расстроен, он говорил «Ты зря пошла в Храм. Зачем вы все это затеяли? Что это такое?» И дальше он начал менять свое мнение. Сейчас он говорит, что да, у нас режим очень агрессивен, уголовное дело незаконно. Начал об этом говорить, потому что раньше он об этом вообще не говорил, он был таким, пассивным наблюдателем как большинство граждан нашей страны, к сожалению, которые смотрят телевизор, верят тому, что там говорят. И сейчас у него уже более активная политическая позиция – это очень приятно для меня.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это такая личная победа для вас уже, такая, внутри семьи.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте сейчас сделаем перерыв буквально 3 минуты. Никуда не уходите, «Особое мнение» с Екатериной Самуцевич продолжится, мы вернемся.
НОВОСТИ
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Продолжается программа «Особое мнение». Меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и я напоминаю, что в гостях у меня сегодня Екатерина Самуцевич, участница группы Pussy Riot. Вашу фамилию, по-моему, один из адвокатов обвинителей...
Е.САМУЦЕВИЧ: Потерпевших.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, потерпевших ни разу не смог произнести правильно.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, это Павлова, она все время специально искажала мою фамилию. Ее каждый раз поправляли, но она все время продолжала это делать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, вы знаете, Екатерина, мне с фамилией Фельгенгауэр, я могу вам сказать, сколько раз искажали мою.
Е.САМУЦЕВИЧ: (смеется)
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте еще по последствиям вашей акции. И вы как человек, который уже находится на свободе, столкнулись ли вы с какой-то агрессией, неприязнью вот так вот просто повседневной? Потому что очень много вопросов от наших слушателей, не боитесь ли вы за свое здоровье, за свою жизнь, нужна ли вам охрана?
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Люди беспокоятся за вас.
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет, совершенно не боюсь. И я ходила эти 2 дня по улице, в метро ездила. Ничего такого не было, никаких нападок. Люди, конечно, да, смотрят на меня, узнают. Но никаких агрессивных выпадов не было.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Еще вопрос от Олега: «В социальных сетях, блогах, Живом Журнале много публикаций, связанных с панк-молебном разного толка, характера. Знакомились ли вы с ними во время пребывания в СИЗО? И что вообще думаете о реакции интернет-сообщества на события вокруг Pussy Riot?»
Е.САМУЦЕВИЧ: К сожалению, в СИЗО нет интернета, нет компьютера, там запрещены все медиаустройства.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Понятно. Ну, распечатки, может быть, вам какие-то приносили?
Е.САМУЦЕВИЧ: Распечатки? Ну, очень мало, честно говоря, и мало доходило. Я не знаю, почему, но, вот, видимо, так получалось.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сейчас, когда вы уже 2 дня на свободе, вы как-то попытались наверстать вот это? Вам вообще интересно?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно, интересно, да. Но, к сожалению, мало для этого времени. Я успела посмотреть видео, которое снималось во время судов, что происходило на улице, потому что это интересно. Мы видели то, что происходило внутри изнутри, а то, что происходило на улице, мы не видели. И вот сейчас это интересно увидеть, как люди нас поддерживали. Я сейчас вижу, там очень много было людей, они рисковали, кто-то лез на какие-то вышки, надевали балаклавы, что-то кричали. Естественно, такая поддержка очень приятна.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но были и те, кто выступал против. И они тоже приходили к зданию суда.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, я видела и их, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вас это не расстраивало?
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет, это нормально. Реакция властей, да. Это часть их политики.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вы не верите в то, что люди искренне приходили выступить против вас?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, может быть, кто-то, действительно, был очень сильно оскорблен. Но, честно говоря, судя по тому, что я видела, это очень похоже на то, что кто-то подогревал их очень сильно какими-то сообщениями на телевидении, передачами. Ну, то есть все равно это является частью пропаганды определенной, которая была начата с начала уголовного дела.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вообще есть некая кампанейщина и среди тех, кто за вас, и среди тех, кто против вас. Вам вот эта вот ситуация – она как? Она вас расстраивает? Можете ли вы ее как-то прекратить и попытаетесь? Хотя бы среди своих сторонников – все-таки, вы для них, я думаю, будете авторитетом (ваше мнение).
Е.САМУЦЕВИЧ: Кампанейщина?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, там не знаю, все разом выступили против вас или, например, все разом решили ходить в балаклавах или в майках, там, «Богородица, Путина прогони».
Е.САМУЦЕВИЧ: Но мне не показалось, что это такая кампанейщина. Мне казалось, что это достаточно искренние жесты. Очень много людей искренне нас поддерживали. Они видели, что у нас несправедливая ситуация, приговор полностью незаконен и то, что происходит, это часть кампании репрессий, которую начало наше государство против критически настроенных граждан. И, естественно, они нас искренне поддерживали. Они уловили этот образ группы и пытались поддержать нас тем, что надевали балаклавы. Я не думаю, что это было таким жестом моды или чего-то такого. Это была искренняя поддержка, мне так показалось.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но вообще есть, все-таки, какое-то ощущение, что вот сейчас модно протестовать, сейчас модно ходить на Болотную, еще сейчас модно поддерживать Pussy Riot, а потом эта мода изменится?
Е.САМУЦЕВИЧ: Мне кажется, это, опять-таки, навязанное властями какое-то мнение, навязанная ситуация. Потому что, все-таки, на самом деле, человек, когда он куда-либо идет, он, все-таки, думает, зачем он идет, на что он тратит свое время, свои силы. Мне кажется, это осознанный выбор – это не только мода «Дай-ка я пойду, это прикольно». На митинг пойти – на самом деле, сейчас не прикольно: там очень много омоновцев, они могут побить. Вот, 6 мая показывает, насколько это все может обернуться для людей, что сейчас там несколько человек сидят за решеткой из-за этого, из-за того, что они просто вышли на митинг.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А реакция международного сообщества насколько была для вас важна?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, конечно, была очень важна. Во-первых, это солидарность, это мировая солидарность культурной среды, звезд шоу-бизнеса. Даже они откликнулись, поняли нашу работу, концепцию группы. Все это было понятно, принято и пошла сильная поддержка. Нас это, естественно, очень сильно порадовало и вдохновляло во время суда. Например, во время суда (это было заседание, когда было заключительное слово), мы в этот день узнали, что Мадонна вышла на сцену с надписью «Pussy Riot» на своем теле. И нас это очень сильно зарядило, потому что вот эта атмосфера в зале угнетающая, когда такое молчание, тебя не слушают, ты постоянно пытаешься чего-то говорить, тебя перебивают, тебя игнорируют и вдруг приходят адвокаты и показывают скриншоты видео, где Мадонна это делает. Вот этот контраст поддержки международной и того, что происходило в зале суда, был очень виден. И эта поддержка нас очень сильно заряжала.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но опять же, наверное, для вас это стало неожиданностью.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То, что это так прогремело на весь мир.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно. Это для нас неожиданность.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А с чем вы вообще связываете вот этот гром? Я даже не знаю, это какой-то не гром, это просто там 100 стихийных бедствий или не бедствий. Разом.
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, здесь много факторов. Конечно, мы думали над этим. Наверное, очень многих привлекает концепция группы, то есть идеи, которые мы поддерживаем, которые мы транслируем. Идея свободы женщин – это феминистские идеи, да? Идея равенства людей, вообще равенства, гендерной идентичности. Мы постоянно говорим об этом, поэтому создали вот этот образ девушки в балаклаве. Не обычный, это не очень такой, феминный образ, это такой, больше андрогинный образ, то есть, с одной стороны, человек в платье, вроде бы это девушка, а с другой стороны, девушка в балаклаве. То есть мы не видим волос, мы не видим женского лица, не видим макияжа, который может быть. И это необычно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но с другой стороны, ведь, это не первая акция Pussy Riot. И были и клипы, и акции. Все-таки, это не расходилось так. Получается, что, может быть, в большей степени вот эту роль катализатора сыграл суд над вами? Или что? Как вы себе это объясняете, почему именно сейчас, почему именно эта акция?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно. И суд, и то, что мы делали несколько акций. Потому что если бы это была только одна акция, я не знаю, наверное, тогда бы люди бы не так считывали концепцию группы. Потому что мы выбрали постоянную форму, мы ее придерживаемся каждый раз. Было много выступлений. Люди сначала смотрели выступление в ХСС, потом смотрели клипы, посвященные выступлениям в других местах, и они понимали, что это такая долгая деятельность группы, понимали смысл деятельности группы. И они понимали, что не было религиозной составляющей, не было никакой религиозной ненависти и вражды, так как все другие акции – они были чисто политическими.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, как-то вы объясняли для себя, почему власть пошла на вот этот суд? Все-таки, невольно они сделали вам имя этим судом, этим приговором, цитированием Трулльского собора и прочим.
Е.САМУЦЕВИЧ: Я думаю, что они сами не ожидали этого. Я думаю, что они пытались сделать из нас такой, некий показательный процесс и они не ожидали, что пойдет такая реакция, что пойдет поддержка мирового сообщества. Это очевидно было неожиданно для самих властей.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вы чувствуете, что сейчас у вас некий такой ореол мучениц? И насколько вам вообще в этом образе комфортно?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ореол мучениц? Честно говоря, я не чувствую такого. Я чувствую, что нас поддерживают, да. Люди сочувствуют нам, они понимают, что такое сидеть в СИЗО, что такое изоляция. Очень много людей присылали продукты, вещи, письма поддержки. Это говорило о том, что люди понимают, в какой ситуации мы находимся, что нам нужна помощь, что нужно не только говорить о том, что «давайте их поддержим и всё», нужно помогать физически.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А какие у вас планы на ближайшее время? Я так понимаю, что вы связаны некими обязательствами, да? Это условие вашего освобождения?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как будете совмещать вот эту необходимость?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, во-первых, я еще не уточняла. Надо звонить в специальный какой-то орган государственный, который занимается этим. Но мне сказали, что мне нужно будет отмечаться раз в месяц и желательно не нарушать общественный порядок (они называют это так).
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Насколько это будет для вас сложно, Екатерина, не нарушать общественный порядок?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, наверное, будет сложно, да, потому что я не такой человек, я не могу так сидеть дома, ничего не делать, никуда не выходить. Естественно, мне хочется заниматься деятельностью, продолжать деятельность в группе Pussy Riot. Но при этом надо быть осторожнее, естественно, надо быть хитрее. Нужно понимать, что все телефоны прослушиваются, вся почта прочитывается. Может быть слежка. Сейчас мы все это будем учитывать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вам теперь будет сложнее?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но вас это не останавливает?
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет. Наоборот, это даже интересно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Для вас это такой вызов.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Все-таки, вы не боитесь того, что ваше условное освобождение может быть прервано и к уголовной ответственности вас вернут в тюрьму?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, ощущения страха у меня нет.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что хотите сказать? Вот у нас есть 30 секунд. Что бы вы хотели сказать? Какой основной мессадж для наших слушателей и зрителей?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, во-первых, для тех, кто до сих пор думает, что наша акция была направлена на оскорбление верующих, это совершенно не так, мы не хотели никого оскорблять, мы относимся с уважением ко всем религиям, ко всем верующим и эта акция была чисто политическая. Мы пытались обратить внимание людей на проблемы общества, на проблемы сращивания верхушки РПЦ и государственной власти. Мне кажется, мы добились этого, общество обратило на это внимание более чем, об этом заговорило все мировое сообщество. И вот этот судебный процесс, который происходил над нами, он показал, насколько государственная власть неадекватно среагировала на это, насколько не хватило мудрости у наших властей как-то более корректно на это отреагировать.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, добрый вечер.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, для начала я вас поздравляю с тем, что, в общем-то, благополучно завершилось рассмотрение кассации для вас. Я так понимаю, что вы сегодня в СИЗО были вновь, но уже в другом качестве?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да. В качестве бывшего заключенного. Я приходила забирать вещи, которые у меня остались в камере.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Своим подругам вы что-нибудь приносили? Есть ли какая-то возможность?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, мы принесли продукты, заказали дополнительные продукты в терминале.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И какие-то письма? Но я так понимаю, что встречаться с ними вы не можете?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, изоляция.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы с ними просто так, передачки?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, письма через адвокатов еще, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Если не секрет, что вы написали им?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, написала, что «Держитесь». Не знаю, момент, когда мы обнимались в аквариуме, я запомнила на всю жизнь. Мне это было очень приятно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С какими чувствами вообще вот там вы расставались?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, были смешанные чувства. Во-первых, это была полная неожиданность для меня. Я сначала первые несколько секунд не могла понять, почему вдруг текст, который мы всегда ожидаем «Приговор оставить без изменений» вдруг стал другим, вдруг появились другие слова. Мы начали вслушиваться, и вдруг «Изменить приговор, изменить меру пресечения». И дальше вот этот текст про условный срок. Потом несколько секунд, как бы, я думала, что это значит. И потом вдруг такой взрыв эмоций и девчонки начали меня обнимать. И я тут поняла, что да, я сейчас выйду на улицу.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Кого первым увидели, когда вышли из зала суда?
Е.САМУЦЕВИЧ: Журналистов, камеры.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, я так понимаю, что для вас камеры – это вообще постоянное сопровождение все то время, что вы не находились в СИЗО, были в зале суда?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, да. Помимо самого судебного процесса камер не было.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С кем хотелось в первую очередь увидеться после того, как вас освободили?
Е.САМУЦЕВИЧ: Со своими друзьями по группе, естественно, потому что для меня это очень близкие люди как Маша и Надя. К сожалению, я их не могу видеть. Но когда я их увидела, мне было очень приятно и мы, конечно же, обнялись. И дальше мы начали убегать от журналистов, чтобы хоть как-то спастись.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, пока не очень вам удается, похоже, убегать от журналистов. За те полтора-два дня, что прошли, в основном, интервью.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да. Ну, конечно, я понимаю, что у людей накопились вопросы. Естественно, надо на них ответить. Я понимаю, что людям интересно, что я думала, как это было. Естественно, я хочу рассказать им об этом. Поэтому я даю интервью. Но, конечно, я стараюсь сделать так, чтобы это было терпимо.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как вы считаете, вообще вам удается донести смысл своей акции? Потому что, наверное, чаще всего вас спрашивают зачем вы это сделали.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да. Но, честно говоря, мне кажется, да. Большинство людей более чем поняли смысл акции.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сейчас для наших слушателей, потому что я вот смотрела, почти 300 вопросов на сайте. И я поняла, что, все-таки, не все понимают, почему, зачем, чем вы руководствовались. Давайте тогда и для слушателей «Эха Москвы», для зрителей RTVi.
Е.САМУЦЕВИЧ: Хорошо. Начнем с того, что мы выбрали определенную форму, это определенная концепция группы – нелегальное музыкальное выступление. То есть мы появляемся внезапно в выбранном заранее нами месте, это место должно быть определенным политическим символом для нас. Например, предыдущее наше выступление перед Храмом Христа Спасителя было Лобное место на Красной площади. Дальше мы в течение этого выступления исполняем песню, которую придумываем заранее, и она задевает определенные проблемы, которые нам интересны. Ну, Храм Христа Спасителя – естественно, мы поднимали проблему сращивания верхушки РПЦ с государственной властью. То есть это было очень хорошо видно, особенно по высказываниям Патриарха Кирилла, который, ну, уж очень как-то слишком уже преувеличенно начал призывать верующих голосовать за Путина, за партию «Единая Россия». Это было уже слишком, было слишком откровенно. Естественно, нам хотелось высказаться – мы не могли просто этого не сделать. И сейчас многие задают вопрос «Если б вы знали, что будет уголовное дело или оно могло бы быть, вы бы сделали это?» Да, конечно, потому что мы не могли молчать. На тот момент это была просто запредельная ситуация вот этой дерзости властей, дерзости Патриарха Кирилла. Мне кажется, происходит определенный обман, когда используется православная культура в этих политических целях, в целях пропаганды ценностей, которые транслирует Путин, его режим, его власть.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть для вас эта такая стопроцентно политическая акция, которая в итоге запустила, знаете как чаще всего пока вы находились в СИЗО, чаще всего говорили, что Pussy Riot запустили настоящий тектонический сдвиг. И, может быть, даже не рассчитывая на это.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно, этого нельзя было предсказать. Здесь, возможно даже, дело не совсем в нас, дело в этой проблеме, которую мы подняли. Она, видимо, оказалась очень серьезной для нашего общества, для нашего государства. И она уже происходит не один год. Это такая, застарелая проблема и она, видимо, очень острая, очень болезненная, как выяснилось.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В этом плане ваша акция удалась.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно. Более чем.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: С другими участницами группы вы это как-то обсудили (эффект от этой акции)? Или еще пока нет?
Е.САМУЦЕВИЧ: Мы это обсуждали уже на следующий день. Мы видели реакцию, которая пошла в сети. Естественно, увидели, что мнения очень разные, многие люди не поняли, что это. И первые же дни после акции мы увидели попытку властей представить нашу акцию как нападение на некие религиозные ценности, попытку дезинформировать людей, попытаться подать нашу акцию как атеистскую, воинствующую атеистскую акцию. Но это, естественно, не так. Мы все равно продолжали говорить, зачем мы это сделали. Ну, наверное, до момента ареста, да. Дальше, наверное, активность спала.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте сейчас прервемся буквально на минуту, а потом обсудим с вами, удалось ли власти убедить население в том, что вы пытались напасть на религию, а не по политическим мотивам выступали. Скоро вернемся.
РЕКЛАМА
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Продолжается программа «Особое мнение», в которой сегодня выступает Екатерина Самуцевич. Так, все-таки, возвращаясь к тому, получилось у власти или не получилось представить вашу акцию как нападки на религию, на христианство. Опять же, если смотреть на те вопросы, что приходили к нам по интернету, очень многие говорили об оскорблении чувств верующих, о том, что вам должно быть стыдно. Как вы считаете, это, все-таки, больше следствие того, ну, скажем там, политического фона, информационного фона, который создавала власть? Или, действительно, вам должно быть стыдно и вы оскорбили чувства верующих?
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет, конечно, это последствие вот этого политического фона. Естественно, власть создала такую ситуацию раздражения верующих. То есть даже это сделала, не спросив самих верующих. То есть в СМИ всячески говорилось, что все верующие оскорблены. Даже официально в нашем приговоре написано, что была оскорблена вся социальная группа верующих. То есть власть уже, очевидно, пыталась представить не реальную ситуацию, то есть то, что не могло быть в действительности. Потому что, во-первых, очень много верующих нас поддерживало – это мы видели даже по письмам. Вот, ко мне в СИЗО приходило несколько писем от верующих и они нас поддерживали, они поняли смысл акции. И еще перед арестом тоже многие верующие говорили, что «Мы поняли смысл акции». Действительно, наоборот, они говорили, что Патриарх Кирилл себя ведет странно, что он, наоборот, дискредитирует религию, дискредитирует церковь.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вам, кстати, вообще много писем приходило, пока вы сидели в СИЗО?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, в сумме много, да. Сколько, на самом деле, я не знаю, потому что там есть цензоры в СИЗО и они просто какую-то часть писем могли просто не присылать. Или присылали вырезанные письма, то есть вырезались целые абзацы.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Тут вот как раз один из слушателей или зрителей спрашивает «Чувствовали ли вы поддержку?»
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно. Чувствовали. Очень сильно. Даже в камере мои сокамерницы меня поддерживали. То есть они сначала относились настороженно, они сначала не очень поняли смысл акции. Но потом, пообщавшись со мной, я им все рассказала, рассказала о группе, о наших целях, они начали меня очень сильно поддерживать. И во время суда они всячески ухаживали за мной. Например, они готовили еду и подогревали мне ее, дожидаясь меня, когда я вернусь ночью с суда. Всячески делали все, чтобы мне было удобнее и комфортнее.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А сотрудники СИЗО?
Е.САМУЦЕВИЧ: По-разному. Отношение было разное. Некоторые симпатизировали открыто, некоторые открыто, так, пытались дать понять, что им не нравится то, что мы сделали, им не нравимся мы сами, им не нравится вот эта популярность, которая свалилась на нашу голову.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: По поводу популярности вопрос из интернета от нашего слушателя под ником Шер: «Вам нравится публичность?»
Е.САМУЦЕВИЧ: Честно говоря, я еще пока не успела испытать на себе, что такое публичность, потому что я второй день, по-моему, на свободе, условно на свободе. И не знаю. Пока я не могу сказать, нравится, не нравится. Но, в принципе, мне не нравится, что говорят о нас как о неких звездах. Вот этого я вообще не понимаю. Какая я была, такая я осталась. Я не чувствую никакой звездности, не собираюсь давать кому-то автографы, ничего такого совершенно не хочется. То, что меня снимают – да, я понимаю, что людям, наверное, важно видеть меня. Пожалуйста, снимайте, но это совершенно не меняет мое отношение к другим людям. Я отношусь к другим людям как к равным. Я не считаю себя какой-то звездой и еще кем-то.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А, все-таки, это как-то противоречит идеологии Pussy Riot, вот такая публичность? Все-таки, если я все правильно понимаю, Pussy Riot – это девушка в балаклаве, фактически это аноним.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да. В этом плане, действительно, это уголовное дело ударило по концепции группы и появилось 3 открытых лица, 3 девушки с биографиями, с семьями. Да, это для нас такая, проблемная ситуация. Мы будем как-то с ней работать, как-то будем балансировать на анонимности и на открытости лиц.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, это уже, я так понимаю, надо будет обсуждать и с теми участницами, что остаются на свободе, и с Надеждой, и с Марией.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вообще тема будущего группы Pussy Riot насколько для вас сейчас актуальна? Или вам сейчас, все-таки, важнее разобраться с судом и добиться полного оправдания? Потому что, все-таки, судимость на вас есть.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, приоритет, конечно же, прежде всего освободить Машу и Надю, и добиться справедливости. Ну, то есть, скорее всего, мы будем подавать в Европейский суд. Мы уже подали заявки и будем требовать оправдательного приговора.
Но параллельно с этим группа не собирается останавливать свою деятельность. Мы все хотим продолжать делать то, что мы делали раньше.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Если говорить о том, что и как группа будет существовать дальше, Pussy Riot – это уже некий бренд, вокруг которого если уже не возникло, то вот-вот возникнет какая-то коммерческая история. С этим вы будете бороться или как-то просто самостоятельно регулировать?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, это интересный вопрос. Это такая, известная проблема. В современном искусстве есть такая проблема, коммерциализация искусства, когда художник делает произведение, он его открыто где-то выставляет, а потом начинает как-то цитировать его, продавать и произведение становится коммерческим. Есть такая проблема, потому что для нашей группы это, естественно, противоречит концепции. Мы не коммерческая группа, мы выступаем против коммерции. Естественно, мы не хотим, чтобы Pussy Riot превратились в бренд. Но при этом я не знаю, честно говоря. Это для нас тоже проблемная ситуация. В принципе, да, надо как-то решать эту проблему, что делать, если люди, например, захотят продавать водку с именем Pussy Riot или еще что-то. В принципе, у нас нет желания кого-то ограничивать и как-то агрессивно себя вести по отношению к тем, кто хочет продавать майки, еще что-то. Но мы сами, естественно, никогда не будем ничего продавать, мы сами не хотим превращаться в товарный знак или в бренд. Мы сами будем продолжать концепцию некоммерческой группы.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В этой связи вопрос по поводу Петра Верзилова. В его адрес прозвучали обвинения со стороны двух других участниц. Вы это письмо не писали, но я так понимаю, вы уже в курсе ситуации.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, я видела эти заявления, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как бы вы могли его прокомментировать? Потому что на вчерашний день, если я правильно понимаю, для вас это, скорее, была неожиданность.
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, до сих пор, честно говоря, для меня остается неожиданностью, потому что такой проблемы не было. То есть я не помню, чтобы мы там обсуждали проблему кого-либо вообще из группы или кто там близок к нам как родственник. То есть, да, известно, что Петя Верзилов является мужем Нади Толоконниковой. И я не знаю. Здесь сложно что-либо сказать. Мы сами пока не поняли, что это было. Сейчас как-то, не знаю, будем выяснять, что это было. Сейчас пока не знаю. Единственное, какие-то обвинения – я даже полностью не прочитала, я не очень поняла, в чем конкретно обвиняют Петра. Мне непонятна эта ситуация.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, выяснять вы будете как? Вы напишете Надежде и Марии? Как-то с ними таким образом будете разбираться?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну да, конечно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Потому что как-то с адвокатами не очень тоже ясно. Информацию, ведь, обо всем происходящем на воле вы получаете через адвокатов, в основном?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, через адвокатов, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И тут, кстати, еще одна конфликтная история. Во-первых, спрашивает еще один слушатель по фамилии Комаровский «Кто посоветовал вам поменять адвоката?»
Е.САМУЦЕВИЧ: А, никто. Это было мое личное решение.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть все вот эти вот разговоры, предположения о том, что есть некий конфликт с адвокатом Волковой и прочие, они?..
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет, никаких конфликтов, никаких обид, ничего такого не было.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вы довольны тем, как Виолетта Волкова защищала вас на протяжении всего процесса?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, мне сложно оценивать, потому что я не юрист. Честно говоря, когда у нас шли вот эти судебные заседания, это была для нас какая-то бешеная гонка. Мы просыпались в 5 часов утра и дальше где-то до 12-ти ночи мы трудились – мы находились то в зале суда, то в конвойке. То есть была стрессовая ситуация и, честно говоря, было не до того, чтобы оценивать работу адвокатов или кого-либо еще.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, вы же слышали, что она говорила в зале суда, как она про вас рассказывала, про то, что вы делали, или чего вы не делали?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, слышала.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И вас эта работа устраивала?
Е.САМУЦЕВИЧ: В принципе, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А новый адвокат, ее выступление вас?.. Ну, правда, по результатам этого выступления оказались на свободе.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, блистательное выступление, блистательное дополнение к кассационной жалобе. Я не ожидала, да, что будет такой результат и будет такая кассационная жалоба у нового адвоката. Ну, новый адвокат Хрунова Ирина Владимировна – она имеет безупречную политическую репутацию, прежде всего. Для меня это было важно, когда я выбирала нового адвоката. Известно, что она вела дело Ходорковского. То есть для меня это очень важный факт, и, естественно, мне захотелось с ней поработать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А, кстати, вам, не знаю, рассказывали или нет, что Михаил Ходорковский высказывался в том числе и по вашему делу, и рассказывал, каково это, когда тебя вот так вот постоянно возят.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, он написал мне письмо и я ему ответила, да. Мы переписываемся.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Для вас насколько это было важно?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, это очень важно, естественно. Ходорковский является одной из самых крупных фигур среди политических заключенных. Естественно, ситуация с ним – она несколько отличается от нашей ситуации, но все равно она встает в ряд вот этих репрессивных мер государства, направленных против граждан России, которые критикуют власть.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: У вас не возникло желание сейчас как-то заниматься больше политикой, а не искусством?
Е.САМУЦЕВИЧ: А для меня это уже политика, да. Здесь странное разделение происходит все время между искусством и политикой. На самом деле, есть такое понятие как «политическое искусство». Иногда применяется такое обозначение. Вообще-то странно, когда искусство является не политическим, потому что искусство также занимается проблемами общества, проблемами людей, проблемами культуры. И это в том числе и политические вопросы. То есть это часть гражданской политики. Да, это не часть вот этой элитарной политики большой, но это часть гражданской политики.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Насколько близок вам протест, вот та протестная деятельность, которую можно увидеть? Там вот есть выборы в Координационный совет, есть какие-то митинги. Разная есть оппозиция – кто-то более радикальный, кто-то менее радикальный. Вы бы хотели к кому-то присоединиться или, все-таки, Pussy Riot – это некая автономная группа, которая идет своим путем?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, у Pussy Riot своя форма, своя ниша. Да, в этом плане мы отличаемся от митингов. Мы за разнообразие любых форм, любых способов протеста. Мы выбрали вот такую форму (нелегальные концерты). Кто-то выбирает митинги, организацию митингов или организацию каких-то мероприятий.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но присоединяться ни к кому вы не хотели бы?
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет, ну, вот, я ходила как гражданка России на митинги. Естественно, я поддерживала все эти движения, естественно, мне это было важно. Меня возбуждало то, что было в декабре, 5-6 декабря была особенно интересная ситуация. Естественно, мне это все импонировало. Но при этом параллельно мы работали в группе, мы занимались своей деятельностью.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ваш отец выступал на одном из митингов. Знаете ли вы об этом? И если да, то как вы к этому отнеслись?
Е.САМУЦЕВИЧ: Я, честно говоря, только сейчас узнала, что он выступал на одном из митингов. Он мне, в основном, рассказывал, как он давал интервью, то есть что он говорил в интервью и спрашивал у меня, что можно еще сказать, добавить от меня. А вот то, что он выступал, я не знала. Но это очень приятно мне слышать. Это просто удивительно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как вы считаете, вообще вот эта вся ситуация с арестом, с СИЗО, с судом сильно поменяла вашего отца?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, мне кажется, сильно – я это вижу по нему. Видела каждый раз, когда он приходил ко мне на свидания. То есть сначала на первом свидании он был расстроен, он говорил «Ты зря пошла в Храм. Зачем вы все это затеяли? Что это такое?» И дальше он начал менять свое мнение. Сейчас он говорит, что да, у нас режим очень агрессивен, уголовное дело незаконно. Начал об этом говорить, потому что раньше он об этом вообще не говорил, он был таким, пассивным наблюдателем как большинство граждан нашей страны, к сожалению, которые смотрят телевизор, верят тому, что там говорят. И сейчас у него уже более активная политическая позиция – это очень приятно для меня.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это такая личная победа для вас уже, такая, внутри семьи.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте сейчас сделаем перерыв буквально 3 минуты. Никуда не уходите, «Особое мнение» с Екатериной Самуцевич продолжится, мы вернемся.
НОВОСТИ
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Продолжается программа «Особое мнение». Меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и я напоминаю, что в гостях у меня сегодня Екатерина Самуцевич, участница группы Pussy Riot. Вашу фамилию, по-моему, один из адвокатов обвинителей...
Е.САМУЦЕВИЧ: Потерпевших.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, потерпевших ни разу не смог произнести правильно.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, это Павлова, она все время специально искажала мою фамилию. Ее каждый раз поправляли, но она все время продолжала это делать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, вы знаете, Екатерина, мне с фамилией Фельгенгауэр, я могу вам сказать, сколько раз искажали мою.
Е.САМУЦЕВИЧ: (смеется)
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте еще по последствиям вашей акции. И вы как человек, который уже находится на свободе, столкнулись ли вы с какой-то агрессией, неприязнью вот так вот просто повседневной? Потому что очень много вопросов от наших слушателей, не боитесь ли вы за свое здоровье, за свою жизнь, нужна ли вам охрана?
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Люди беспокоятся за вас.
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет, совершенно не боюсь. И я ходила эти 2 дня по улице, в метро ездила. Ничего такого не было, никаких нападок. Люди, конечно, да, смотрят на меня, узнают. Но никаких агрессивных выпадов не было.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Еще вопрос от Олега: «В социальных сетях, блогах, Живом Журнале много публикаций, связанных с панк-молебном разного толка, характера. Знакомились ли вы с ними во время пребывания в СИЗО? И что вообще думаете о реакции интернет-сообщества на события вокруг Pussy Riot?»
Е.САМУЦЕВИЧ: К сожалению, в СИЗО нет интернета, нет компьютера, там запрещены все медиаустройства.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Понятно. Ну, распечатки, может быть, вам какие-то приносили?
Е.САМУЦЕВИЧ: Распечатки? Ну, очень мало, честно говоря, и мало доходило. Я не знаю, почему, но, вот, видимо, так получалось.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сейчас, когда вы уже 2 дня на свободе, вы как-то попытались наверстать вот это? Вам вообще интересно?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно, интересно, да. Но, к сожалению, мало для этого времени. Я успела посмотреть видео, которое снималось во время судов, что происходило на улице, потому что это интересно. Мы видели то, что происходило внутри изнутри, а то, что происходило на улице, мы не видели. И вот сейчас это интересно увидеть, как люди нас поддерживали. Я сейчас вижу, там очень много было людей, они рисковали, кто-то лез на какие-то вышки, надевали балаклавы, что-то кричали. Естественно, такая поддержка очень приятна.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но были и те, кто выступал против. И они тоже приходили к зданию суда.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, я видела и их, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вас это не расстраивало?
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет, это нормально. Реакция властей, да. Это часть их политики.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вы не верите в то, что люди искренне приходили выступить против вас?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, может быть, кто-то, действительно, был очень сильно оскорблен. Но, честно говоря, судя по тому, что я видела, это очень похоже на то, что кто-то подогревал их очень сильно какими-то сообщениями на телевидении, передачами. Ну, то есть все равно это является частью пропаганды определенной, которая была начата с начала уголовного дела.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вообще есть некая кампанейщина и среди тех, кто за вас, и среди тех, кто против вас. Вам вот эта вот ситуация – она как? Она вас расстраивает? Можете ли вы ее как-то прекратить и попытаетесь? Хотя бы среди своих сторонников – все-таки, вы для них, я думаю, будете авторитетом (ваше мнение).
Е.САМУЦЕВИЧ: Кампанейщина?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, там не знаю, все разом выступили против вас или, например, все разом решили ходить в балаклавах или в майках, там, «Богородица, Путина прогони».
Е.САМУЦЕВИЧ: Но мне не показалось, что это такая кампанейщина. Мне казалось, что это достаточно искренние жесты. Очень много людей искренне нас поддерживали. Они видели, что у нас несправедливая ситуация, приговор полностью незаконен и то, что происходит, это часть кампании репрессий, которую начало наше государство против критически настроенных граждан. И, естественно, они нас искренне поддерживали. Они уловили этот образ группы и пытались поддержать нас тем, что надевали балаклавы. Я не думаю, что это было таким жестом моды или чего-то такого. Это была искренняя поддержка, мне так показалось.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но вообще есть, все-таки, какое-то ощущение, что вот сейчас модно протестовать, сейчас модно ходить на Болотную, еще сейчас модно поддерживать Pussy Riot, а потом эта мода изменится?
Е.САМУЦЕВИЧ: Мне кажется, это, опять-таки, навязанное властями какое-то мнение, навязанная ситуация. Потому что, все-таки, на самом деле, человек, когда он куда-либо идет, он, все-таки, думает, зачем он идет, на что он тратит свое время, свои силы. Мне кажется, это осознанный выбор – это не только мода «Дай-ка я пойду, это прикольно». На митинг пойти – на самом деле, сейчас не прикольно: там очень много омоновцев, они могут побить. Вот, 6 мая показывает, насколько это все может обернуться для людей, что сейчас там несколько человек сидят за решеткой из-за этого, из-за того, что они просто вышли на митинг.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А реакция международного сообщества насколько была для вас важна?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, конечно, была очень важна. Во-первых, это солидарность, это мировая солидарность культурной среды, звезд шоу-бизнеса. Даже они откликнулись, поняли нашу работу, концепцию группы. Все это было понятно, принято и пошла сильная поддержка. Нас это, естественно, очень сильно порадовало и вдохновляло во время суда. Например, во время суда (это было заседание, когда было заключительное слово), мы в этот день узнали, что Мадонна вышла на сцену с надписью «Pussy Riot» на своем теле. И нас это очень сильно зарядило, потому что вот эта атмосфера в зале угнетающая, когда такое молчание, тебя не слушают, ты постоянно пытаешься чего-то говорить, тебя перебивают, тебя игнорируют и вдруг приходят адвокаты и показывают скриншоты видео, где Мадонна это делает. Вот этот контраст поддержки международной и того, что происходило в зале суда, был очень виден. И эта поддержка нас очень сильно заряжала.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но опять же, наверное, для вас это стало неожиданностью.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То, что это так прогремело на весь мир.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно. Это для нас неожиданность.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А с чем вы вообще связываете вот этот гром? Я даже не знаю, это какой-то не гром, это просто там 100 стихийных бедствий или не бедствий. Разом.
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, здесь много факторов. Конечно, мы думали над этим. Наверное, очень многих привлекает концепция группы, то есть идеи, которые мы поддерживаем, которые мы транслируем. Идея свободы женщин – это феминистские идеи, да? Идея равенства людей, вообще равенства, гендерной идентичности. Мы постоянно говорим об этом, поэтому создали вот этот образ девушки в балаклаве. Не обычный, это не очень такой, феминный образ, это такой, больше андрогинный образ, то есть, с одной стороны, человек в платье, вроде бы это девушка, а с другой стороны, девушка в балаклаве. То есть мы не видим волос, мы не видим женского лица, не видим макияжа, который может быть. И это необычно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но с другой стороны, ведь, это не первая акция Pussy Riot. И были и клипы, и акции. Все-таки, это не расходилось так. Получается, что, может быть, в большей степени вот эту роль катализатора сыграл суд над вами? Или что? Как вы себе это объясняете, почему именно сейчас, почему именно эта акция?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно. И суд, и то, что мы делали несколько акций. Потому что если бы это была только одна акция, я не знаю, наверное, тогда бы люди бы не так считывали концепцию группы. Потому что мы выбрали постоянную форму, мы ее придерживаемся каждый раз. Было много выступлений. Люди сначала смотрели выступление в ХСС, потом смотрели клипы, посвященные выступлениям в других местах, и они понимали, что это такая долгая деятельность группы, понимали смысл деятельности группы. И они понимали, что не было религиозной составляющей, не было никакой религиозной ненависти и вражды, так как все другие акции – они были чисто политическими.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, как-то вы объясняли для себя, почему власть пошла на вот этот суд? Все-таки, невольно они сделали вам имя этим судом, этим приговором, цитированием Трулльского собора и прочим.
Е.САМУЦЕВИЧ: Я думаю, что они сами не ожидали этого. Я думаю, что они пытались сделать из нас такой, некий показательный процесс и они не ожидали, что пойдет такая реакция, что пойдет поддержка мирового сообщества. Это очевидно было неожиданно для самих властей.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вы чувствуете, что сейчас у вас некий такой ореол мучениц? И насколько вам вообще в этом образе комфортно?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ореол мучениц? Честно говоря, я не чувствую такого. Я чувствую, что нас поддерживают, да. Люди сочувствуют нам, они понимают, что такое сидеть в СИЗО, что такое изоляция. Очень много людей присылали продукты, вещи, письма поддержки. Это говорило о том, что люди понимают, в какой ситуации мы находимся, что нам нужна помощь, что нужно не только говорить о том, что «давайте их поддержим и всё», нужно помогать физически.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А какие у вас планы на ближайшее время? Я так понимаю, что вы связаны некими обязательствами, да? Это условие вашего освобождения?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как будете совмещать вот эту необходимость?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, во-первых, я еще не уточняла. Надо звонить в специальный какой-то орган государственный, который занимается этим. Но мне сказали, что мне нужно будет отмечаться раз в месяц и желательно не нарушать общественный порядок (они называют это так).
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Насколько это будет для вас сложно, Екатерина, не нарушать общественный порядок?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, наверное, будет сложно, да, потому что я не такой человек, я не могу так сидеть дома, ничего не делать, никуда не выходить. Естественно, мне хочется заниматься деятельностью, продолжать деятельность в группе Pussy Riot. Но при этом надо быть осторожнее, естественно, надо быть хитрее. Нужно понимать, что все телефоны прослушиваются, вся почта прочитывается. Может быть слежка. Сейчас мы все это будем учитывать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вам теперь будет сложнее?
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, конечно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но вас это не останавливает?
Е.САМУЦЕВИЧ: Нет. Наоборот, это даже интересно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Для вас это такой вызов.
Е.САМУЦЕВИЧ: Да, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Все-таки, вы не боитесь того, что ваше условное освобождение может быть прервано и к уголовной ответственности вас вернут в тюрьму?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, ощущения страха у меня нет.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что хотите сказать? Вот у нас есть 30 секунд. Что бы вы хотели сказать? Какой основной мессадж для наших слушателей и зрителей?
Е.САМУЦЕВИЧ: Ну, во-первых, для тех, кто до сих пор думает, что наша акция была направлена на оскорбление верующих, это совершенно не так, мы не хотели никого оскорблять, мы относимся с уважением ко всем религиям, ко всем верующим и эта акция была чисто политическая. Мы пытались обратить внимание людей на проблемы общества, на проблемы сращивания верхушки РПЦ и государственной власти. Мне кажется, мы добились этого, общество обратило на это внимание более чем, об этом заговорило все мировое сообщество. И вот этот судебный процесс, который происходил над нами, он показал, насколько государственная власть неадекватно среагировала на это, насколько не хватило мудрости у наших властей как-то более корректно на это отреагировать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий