А.ВЕНЕДИКТОВ: Добрый день. Футбол – это здоровье. У нас Константин Ремчуков теперь председатель Совета директоров компании Анжи. И он улетел на футбол. Вот теперь будем иметь удовольствие его заменять.

Э.ГЕВОРКЯН: Ну что ж. Я думаю, слушатели будут только рады. К вам вопросов очень много. Только что прошла встреча Владимира Владимировича с доверенными лицами. Путин не согласен с мнением о спаде протестной активности в России из-за закручивания гаек. А вы согласны с Путиным?

А.ВЕНЕДИКТОВ: А я думаю, что... Я согласен с Путиным, потому что если говорить о падении (не знаю, как ее считать) протестного активизма в России, то оно точно идет не из-за закручивания гаек, оно идет из-за, на мой взгляд, внутренних проблем несистемной оппозиции, которые вполне объективны, потому что она объединяет совершенно разные политические и, я бы сказал, и этические направления. Это такой временный спад, хотя, грубо говоря, посмотрим, что будет 15 числа на митинге, на Марше.

Э.ГЕВОРКЯН: Хорошо, а зачем тогда закручивание гаек?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Первое, я абсолютно уверен, что власть испугалась в широком смысле этого слова декабря-марта. И было принято тогда решение. Если я правильно понимаю Путина (предположим, что я его частично понимаю правильно, поскольку наблюдаю за ним давно), то он размышляет следующим образом: «Вот, за 4 года разболталось (не -лись, а -лось), сейчас чуть затянем, приведем в порядок... Главное – порядок и ordnung». В этом смысле он мне чрезвычайно напоминает Николая Павловича, Николая Незабвенного, как его называли декабристы, настоящие декабристы. И в этом смысле, если я правильно понимаю, вот здесь подтянули слегка, вот здесь подтянули слегка. Ну, нет же репрессий-то. Они так и говорят что Путин, что Медведев в своем интервью: «Кого репрессировали? Ну, там, хулиганов, 12 или 18, которые кидались в полицию асфальтом». И всё. Больше никаких нет репрессий.

Хотя, это не так. На самом деле, я с этим не согласен, еще раз. Я просто излагаю, как мне кажется, понимание Путиным вот этой истории.

Э.ГЕВОРКЯН: Ну а кроме всего прочего это, ведь, и правда эффективно.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Это не эффективно, это не эффективно...

Э.ГЕВОРКЯН: Ну, каких-то революционеров это не остановит. Но тех простых мирных горожан, которые выходили на улицы, часть из них это же, правда, остановит.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Вот, знаешь, я в этом смысле опять проявлю согласие с Дмитрием Песковым, который вчера встречался с доверенными лицами Путина, в том смысле, что согласие в той части его, где он говорит, что вырос, как он говорит, сытый... На самом деле, конечно же, это средний класс обычный, третье сословие (все это в истории уже было – это было и в Риме, это было и во Франции, и у нас), которое почувствовало себя отстраненным от управления собственной судьбой, грубо говоря, и государством. Поэтому репрессии с этим никак не связаны. Люди вышли тогда и продолжают выходить, поскольку они не получают того, что им положено по справедливости и по Конституции, грубо говоря. Конечно, кого-то это испугает, но я не думаю, что это кого-то сильно испугает, я не думаю. Я думаю, что эти репрессивные законы – они именно репрессивные, которые штампует Дума и предлагает администрация президента. Естественно. Они, действительно, исходят из того предлагающие люди, что это кого-то сильно напугает в широком смысле слова, ну, заставит задуматься не выходить, не сопротивляться власти, принять власть со всеми минусами, как опять сказал Песков, там, консервативная, заскорузлая, бюрократическая, какая она есть и постепенно-постепенно. Я думаю, что это ошибка. Ну... Это ошибка, да. Ошибка власти.

Э.ГЕВОРКЯН: Если, все-таки, как-то подводить итоги этого года, вы разделяете ту точку зрения, что мы упустили как общество какой-то свой исторический шанс и слили протест? Или, все-таки, за этот год прошли какие-то очень важные процессы и, на самом деле, наше общество подросло?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Наше общество подросло и продолжает расти в этом смысле. Я не понимаю слова «слили протест». Я напомню, что 10 числа... Все уже забыли, что было 2 митинга. Был митинг на Площади революции, хотя и не разрешенный, но он был, продолжался и никого не задержали. И я там был до конца этого митинга, до того момента, когда Лимонов сел в машину и уехал. Ни одного человека не задержали. И был митинг на Болотной, который там собрал от 30 до 70 тысяч – разные говорят данные, не важно. Эти митинги были. Они были стартовые, они были спусковым крючком. Я бы, конечно, еще вспомнил и 5-е декабря, безусловно, стихийный митинг на Чистых прудах. Но люди поняли, что не надо бояться. Это очень важно. Очень много людей поняло, что не надо бояться. Очень много людей поняли, что активность приносит плоды. И мы видим элементы политической реформы, которые никогда бы не появились не будь этого активного протеста. Никогда бы они не появились – ни регистрация политических партий, которых сейчас уже много, ни прямые выборы губернаторов со всеми муниципальными фильтрами. Очень интересно почитать доклада господина Бадовского, который есть на нашем сайте, по поводу выборов губернаторов и муниципального фильтра. Там они выказывают опасения, что оппозиция придет к власти. И это доклад, направленный в администрацию президента. Причем, путем выборов даже с муниципальным фильтром. И так далее, и так далее. Я считаю, что это очень были полезные вещи, они никуда не делись, люди, которые на них взошли, тоже никуда не делись. Не надо только запугивать себя и друг друга тем, что «Ах, ах, все плохо».

Э.ГЕВОРКЯН: Главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов сейчас в прямом эфире программы «Особое мнение». Мы сделаем небольшой перерыв на минуту и затем продолжим разговор на эту тему.

РЕКЛАМА

Э.ГЕВОРКЯН: Продолжаем программу. Алексей Венедиктов делится своим особым мнением. Зачитаю вопрос, который нам прислал слушатель с ником Ильяс: «Пожалуйста, пролейте свет на историю по поводу договоренности с властями активистов протеста. Вы, как говорят, там присутствовали. Судя по комментариям Пескова, власть, в частности Путин, вообще не понимает, почему люди вышли на митинг. Не так ли?»

А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну, человек утверждает, потом говорит «Не так ли?» Я должен сказать, так или не так. История про 10 декабря подробно описана в журнале «The New Times» и те, кто читал это внимательно, а не в пересказе каких-то совершенно ошалевших в социальных сетях людей, они знают последовательность. Последовательность была такая. Не помню, когда, но накануне, 8-го, наверное, утром мне позвонил тогдашний начальник ГУВД Колокольцев... Я буду рассказывать там, где я принимал участие, то, что я сертифицирую. Я напомню, я был и есть член Общественного совета при ГУВД, который на всех митингах, на всех массовых мероприятиях являюсь наблюдателем, потом докладываю о том, что было (не я один, но я тоже). Он позвал меня, я к нему приехал. Он говорит «Вот, слушай, у нас есть заявка на Площадь революции на 300 человек». А что такое социальная сеть, имея в виду, что там записалось 20 тысяч, по-моему (8-го утром было). Я говорю «Сколько вмещает Площадь революции?» Он говорит «Ну, 7». Я говорю «Ну, вот, представляете, придет 20 тысяч, будет давка и вы ничего не сделаете. Вот даже просто люди придут вполне мирно, они полезут через ограду, это очевидно. Или вы будете их отсекать на дальних подступах где-нибудь, не пустите или будет давка. Даже если придут вот там божие одуванчики, потому что невозможно 20 тысяч человек». Он говорит «А чего делать?» Я говорю «Я не знаю, чего делать. Вы и решайте, чего делать. Ну, я пойду наблюдателем. Пошлете – пойду». Он послал. Он сказал, что за это в правительстве отвечает вице-мэр Горбенко.

Я позвонил (это была моя инициатива) Горбенко. Александра Горбенко, вице-мэра я знаю давно, он был генеральным директором «Российской газеты», коллега. Я ему сказал «Послушай, вот такая история. Ты отвечаешь за это. Вот смотри... Я знаю, что ты не знаешь, что такое социальные сети, но я тебе объясню. Вот, 20 тысяч человек записалось, у тебя заявка на 300. Значит, 20 тысяч придет. Может, еще больше придет, я не знаю. Будет давка как в метро. Люди будут выходить из метро Площадь революции, будет давка. Вот это будет для Москвы давка в центре у Красной площади. Вот и все, что я хотел тебе сказать. Если ты этого не понимаешь, я тебе это говорю». Он говорит «А кто организаторы?» А я, честно говоря, про заявителей вообще там... Я знаю там известных людей, а, вот, кто там заявитель, я не знаю. Я говорю «Я не знаю. Я знаю, что там есть Немцов, Рыжков и Пархоменко Сережа». Он говорит «А у тебя есть их телефоны?» Я говорю «Есть». Он говорит «Дай». Я говорю «Можно я твой дам им, а тебе – их?» - «Давай». Я дал ему мобильные и дал мобильный им. Он сам позвонил и пригласил Рыжкова, Пархоменко и, видимо, Немцову не дозвонился, его не было в Москве.

Всё. Это 8-е, вечер, я сижу у себя, мне звонок «Вас Горбенко» уже поздно вечером. Я думаю «Ну, опять, ну снова здарова». Он говорит «Слушай, приезжай. Мы тут все – Колокольцев, Рыжков. Мы договорились, все, мы переводим, перевозим и никого не хватаем». Я говорю «Хорошо. То есть победа. Для разума победа, чтобы никого не долбить». Он говорит «Ну да». Я говорю «Ну, тогда я беру вискарь». Я взял виски, поехал туда, приехал, там уже все было подписано. Там уже размножали только документы. Значит, речь шла о том, что а) они не трогают тех, кто на митинге на Площади революции. Они разрешили митинг на Болотной и они, самое главное, разрешили проход людей, которые придут на Революцию, мимо Лубянки, мимо ЦИКа, проход людей на Болотную. Вот 3 разрешения было получено. Ну, я наливаю, мы, значит, с Горбенко пьем, Пархоменко не пьет (он за рулем), Рыжков тоже не пьет (не помню почему), говорит «Я не пью» и всё.

Потом приходит Алексей Громов, зам главы администрации президента. Он пришел после меня, то есть когда все решения были приняты, он зашел за Горбенко куда-то ехать. Говорит «Чего у вас тут?» «Пьем, - говорю я. – Выпиваем. Налить?» - «Налить». Всё, 2 Алексея Алексеевича приняли. Посидели, поговорили. О чем договорились, ему рассказали. Он говорит «Ну и хорошо. И ладно».

Вот и всё, всё мое участие. Потом я пошел наблюдателем, был на Площади революции от начала до конца, до уезда Лимонова, потом перешел, был на Болотной. Что меня удивляет? Неужели, кто-то считал, что подобный митинг в компетенции московского правительства? Ах, Громов зашел, ах, Громов зашел. Я думаю, что, во-первых, Колокольцев все время был на связи с министром внутренних дел. Там же был ОМОН, по-моему, Челябинский. Это же не Колокольцев его вызвал, да? Это же распоряжение министерства. Я абсолютно уверен, что за это отвечал Сурков, а не Громов. Да? И у нас сейчас вот будет господин Костин в следующем часе, который был тогда у Суркова, по-моему, начальником управления внутренней политики, можно задать ему вопрос, кто. Но на самом деле, понятно, что решение принимал Кремль, администрация президента по разрешению митинга этого, по Болотной. Абсолютно точно. То есть Горбенко вел технологические переговоры, добивался результата, затем утвердил результат у кого-то (можете спросить у Горбенко, у кого), но, тем не менее, это сделал он, он нашел компромисс. Всё. Поехали. Значит, 2 митинга и 1 марш в один день. Вот то, что я видел сам.

Э.ГЕВОРКЯН: Завершая эту тему, уточняющий вопрос. В самом начале вы сказали, что, скорее всего, вот сейчас, подводя итоги через год, все это так, потихонечку сошло на нет в силу...

А.ВЕНЕДИКТОВ: Я так не считаю, что это сошло на нет. Я сказал, что я с этим не согласен. Никуда не сошло на нет, никуда эти люди не делись.

Э.ГЕВОРКЯН: В силу разногласий внутри оппозиционеров.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Нет, смотрите. Речь идет о том, что протест остался, недовольство осталось, программа не выполнена, программа, которая заключалась в том, чтобы провести досрочные выборы. Это самое главное было. Теперь прибавился вопрос освободить политзаключенных. Никуда это не делось. Те люди, которые считали, что эти выборы фальсифицированы, нужны новые выборы, они и сейчас так считают, их стало больше.

Э.ГЕВОРКЯН: То есть почему к результату-то мы не можем прийти?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Какие результаты в одну секунду могут быть? Все равно придется искать, каким образом это делать, как пишут, ненасильственно, как это делать ненасильственно.

Э.ГЕВОРКЯН: Причина в силе официальной власти, в недееспособности оппозиции?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Я считаю, что причина в том, что вот эта оппозиция – она весьма молода политически и весьма пока разношерстна в своих требованиях. А вы почитайте, как они обсуждали там, например, заявление по поводу возможности нового закона о гражданстве. Абсолютно разные. И в этом слабость.

Э.ГЕВОРКЯН: А в целом общество, все-таки, достаточно аморфно, исторически не привыкло отстаивать свои права?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Любое общество аморфно. Всегда события...

Э.ГЕВОРКЯН: То есть вы ему большую роль в данном случае не отводите?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Послушайте, в 1991 году на улицах было в пиках, ну, в марте 1991-го, в пике 500 тысяч человек, полмиллиона из 10-миллионной Москвы. Провинция никак. Поэтому ну чего? Это история такая.

Э.ГЕВОРКЯН: Перейдем к другим темам. Подчиненные Анатолия Сердюкова обманывали его, а сам бывший министр обороны ничего не знал о крупных хищениях – об этом сообщает Росбалт со ссылкой на материалы уголовного дела. Ну вот мы, собственно, все так и думали.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Хочется посмотреть, все-таки, на материалы уголовного дела и на то, что называется «хищениями». Существует рынок. Собственность продается выше рынка, ниже рынка, во время рынка и так далее. Нет никакой фактуры пока, на основании чего можно было сделать вывод о хищениях. Во всяком случае, в публичном поле. Никакой фактуры. Та фактура, которая представлена следственными органами, это кусочки какого-то пазла, который мы не видим. Я не сомневаюсь, что в таких крупнейших структурах, которые реализуют собственность, безусловно, были злоупотребления. Безусловно. У меня нет сомнений просто. Но, все-таки, если мы говорим о конкретном судебном деле, имеющем перспективу, хотелось бы иметь фактуру.

Отвечает ли начальник? Да, наверное, отвечает. Но, ведь, смотрите, Шойгу начинает отменять то, что делал Сердюков, значит, не за то его сняли. Не за хищения, значит, его сняли. А я тебе скажу, за что его сняли. Его сняли за то, что Путину необходимо было сейчас и необходимо сейчас вернуть к себе расположение военных. В том числе ветеранских организаций. Это его электорат, это его ядреный электорат, да? И они были чрезвычайно раздражены (ветеранские организации в первую очередь, ну и офицеры) деятельностью Сердюкова по реформе армии. Хотя, эта реформа путинская, о чем он сегодня и сказал.

Тем не менее, как он ее делал? Не оглядываясь, напролом, сшибая людей, сшибая человеческие судьбы, сшибая символы, которые были. И поэтому главная цель Путина была вернуть себе любовь и доверие. Одним снятием Сердюкова он вернул себе доверие ветеранских организаций.

Э.ГЕВОРКЯН: То есть вы считаете, что это достаточно большая часть населения, чтобы предпринимать такой шаг?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Это очень большая часть населения с учетом их семей. Вообще, на мой взгляд, последние события последнего года заключаются в том, что после декабрьских выборов Владимир Путин понял, что любви всего населения он уже не добьется. Ведь, он говорил тогда «Слушай, я им все дал (вот, жителям вот этих городов-миллионников, о которых Песков говорит сытым). Это же благодаря мне они сытые, - говорил он. – Я же им все дал, они выросли на мне (что частичная правда, да?). Я уменьшил налоги, я дал возможность зарабатывать. И они – неблагодарные. Они (мы) – неблагодарные». Значит, не все благодарны. Но, извините, вам избираться и вам нужна поддержка, вообще поддержка. Не просто опираться на штыки, как говорил замечательно Бисмарк, что на штыки можно опираться, но сидеть на них нельзя. Поэтому ему нужно было вернуть свой электорат.

Первый шаг – Уралвагонзавод. Рабочие ВПК, несмотря ни на какие качества продукции, тем не менее, вот рабочие «Приедем, разгоним» и так далее. Это раз (вернул). Второе – православные. Второй механизм был, да? История с Pussy Riot – это вопрос возвращения не просто православных, фанатичных православных и церкви. Офицерство, ветераны сейчас – три. Ну вот. Вот оно так и происходит. Скрынник, крестьяне сейчас, которые, действительно, в долг работают – четыре.

Таким образом он решает одновременно проблемы цементирования своего электората или своей поддержки. Назовите поддержкой. Смотрите, прошли выборы в Крымске вчера. Крымск, который был затоплен водой, где погибли сотни людей, 170 человек, по-моему, погибло. Ужасная трагедия. Значит, бывший лидер, избранный в мае 2010 года, господин Крутько, получивший тогда 80% населения, от «Единой России», замечу я, он под судом и следствием. Сейчас избирают от «Единой России» - 95%. Эти люди, которых власть просто кинула.

Э.ГЕВОРКЯН: Ну и как вот вы сами это объясняете?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Еще раз, да? Это такое патерналистское государство. Путин очень тонко понимает это, и он каждую ситуацию обращает на вызов вот этого отношения к себе. Поэтому решая вопрос Сердюкова, в том числе, если даже не в главном, его задача была вернуть доверие, любовь, поддержку офицеров и ветеранских организаций.

Э.ГЕВОРКЯН: Далеко ли так может уехать государство, если руководитель...

А.ВЕНЕДИКТОВ: Не далеко. Ну чего? Ну, Владимир Владимирович решает сиюминутные моменты, да? Вот эти его решения – они не стратегические (о которых я сейчас говорил). Абсолютно конъюнктурные. После того, как под ним все это зашаталось зимой с помощью в том числе и выхода на улицу вот этих рассерженных горожан, теперь он подвинчивает ножки. Вот одну ножку подвинтил, вот другую ножку подвинтил, вот на третью гайку посадил. Как там у Бродского, я не помню точно, что в России даже плетеные стулья на металлических гайках. Ну вот... Вот металлические гайки вот на этот стул.

Э.ГЕВОРКЯН: У вас в Twitter’е были такие твиты и ретвиты за эту неделю: «Все-таки, за атакой на Сердюкова стоял квартет Иванов, Чемезов, Рогозин и Бастрыкин». И плюс: «Васильева – это двоюродная сестра жены Медведева». А.ВЕНЕДИКТОВ: Да. По поводу, собственно, атаки. Там было очень много интересантов, на мой взгляд. Ну, вот, Владимир Владимирович, он – интересант, я уже говорил почему. Но это он просто выжал из ситуации себе в плюс. А, действительно, вот этот квартет – Сергей Борисович Иванов, Чемезов, Бастрыкин и Рогозин – каждый по-своему хотел, чтобы на месте министра обороны сидел другой, более податливый человек. Собственно, когда у вас такой квартет, да еще там президент, ну, чего делать? Даже Сердюков не удержался. Это понятно.

А что касается Васильевой, мне показалось это любопытным. Я ретвитнул это для того, чтобы кто-нибудь подтвердил и опроверг. Но пока никто. Но я начал этим заниматься.

Э.ГЕВОРКЯН: То есть никаких шансов на то, что все эти недели идет разговор о том, что, наконец-то, власть уже просто не может не обращать на это внимание и проводит теперь такую настоящую борьбу с коррупцией, то есть все опять...

А.ВЕНЕДИКТОВ: Вся история с Сердюковым – это не коррупция. Вот, если говорить о Сердюкове, какая там коррупция? Это не коррупция. Это можно назвать мошенничеством, если поверить следствию, но уж не коррупцией точно. Так же, как Скрынник. Может быть, даже мошенничество. Может быть, если верить Следственному комитету. Но точно не коррупция. Поэтому слова-то надо употреблять правильно, тем более, что сегодня Путин опять вернулся к тому, что говорил Медведев. Все-таки, еще раз повторяю, они в одной политической команде, он сказал «Смотрите на бытовую коррупцию. Учителя, образование, здравоохранение, ГАИ». А чего, не так, что ли? ЖЭКи я бы добавил еще, ЖКХ туда еще, если можно. Вот это коррупция для Владимира Владимировича.

Э.ГЕВОРКЯН: Мы сделаем перерыв, через 3 минуты вернемся в студию «Особого мнения» и продолжим знакомиться с мнением Алексея Венедиктова.

НОВОСТИ

Э.ГЕВОРКЯН: Продолжаем программу «Особое мнение». Алексей Венедиктов в студии, у микрофона я, Эвелина Геворкян. Госдума рассмотрит ответный закон на акт Магнитского в первом чтении в ближайшую пятницу. Итак, в чем, по-вашему, по существу может быть суть нашей кузькиной матери?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну, у меня лежит вот этот самый уже внесенный проект закона федерального. Он не то, что он смешной. Он не смешной, хотя там Владимир Познер в блоге на «Эхе Москвы», на сайте и Матвей Ганапольский. Ну, вот, например, первая страница. «Председателю Государственной Думы Федерального собрания РФ С.Е.Нарышкину. Уважаемый Сергей Евгеньевич, вносится закон. Подпись: Депутат Государственной Думы Сергей Евгеньевич Нарышкин». Ну, ребят, вы уж как-то там протокол там как-то...

Э.ГЕВОРКЯН: Ну, торопились.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Торопитесь, да. Значит, там чего? Например, там такие вещи, что воздействовать на лица, причастные к нарушению прав граждан РФ, принявших необоснованные решения, нарушивших права и законные интересы граждан и организаций РФ. То есть это вся Палата представителей, которая приняла этот закон, это весь Сенат, ну, 92 сенатора, которые приняли этот закон, и это Обама, если он его подпишет. Таким образом по букве закона ни Обама, ни сенаторы (92), ни члены Палаты представителей не имеют права въезжать на территорию РФ в соответствии с этим законом. Правда, списочек устанавливается Министерством иностранных дел, депутаты все отдали туда. Но на самом деле, написан смешно, плохо. Но он очень широк. Он позволяет, опираясь на этот закон, например, экспроприировать любое производство. Например, что может сделать? Приостанавливать деятельность на территории РФ находящихся под их контролем юридических лиц, то есть любую фирму.

Э.ГЕВОРКЯН: Ну, дальше следует возглас «А что смеяться? Как можно говорить вообще подобные вещи, если мы еще мечтаем об инвестициях в нашу страну?»

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, да. Нет, ну, будет меньше инвестиций. Создана дополнительная зона... Если этот закон будет принят в такой формулировке в окончательной, создана дополнительная зона риска для инвестиций. Ну вот, господа депутаты... Ты же видишь, как они быстро писали – господин Нарышкин пишет господину Нарышкину. Ну, это просто за рамками.

Э.ГЕВОРКЯН: А с утра же в новостях были формулировки и про санкции в отношении приемных детей, усыновления. И это может быть так?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну да, они под это подходят, потому что если они наносят, как это тут написано, «необоснованные решения, нарушившие права и законные интересы граждан, организаций РФ». Родитель может принять необоснованное решение, нарушив права и законные интересы гражданина РФ, ребенка? Может, шлепнув его по попе. Ну, вот, я как адвокат могу сказать, что я вот это в суде могу отбить.

Э.ГЕВОРКЯН: Ну а теперь если, все-таки, встать на сторону российских властей, можно ли было хоть как-то красиво ответить на этот акт Магнитского, хоть что-то сделать?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Можно было его не заметить. Потому что совершенно очевидно, что в свое время, когда сенатор Кардин вносил первый вариант закона, речь шла не только о России, а обо всем мире. Но только Россия реагировала на это. Никакая Саудовская Аравия на это не реагировала. Она тихо лоббировала, чтобы, не дай бог, не попасть на всякий случай. Там, Саудовская Аравия, предположим, другие страны. Кричали. Ну и пусть. Я бы сказал так, ну и пусть. Все по Петру Первому, дабы дурость каждого, только в письменном виде, чтобы дурость каждого была видна.

На самом деле, я не понимаю этого крика. Речь идет о том, что являются ли законными интересы российских граждан (чиновников в первую очередь) открывать счета за рубежом? Закон РФ позволяет. И что же вы так бьетесь за такое право-то, господа депутаты и члены администрации президента? Почему вы бьетесь за это право въезжать в США и хранить там деньги? Бились бы за что-нибудь другое. Причем, заметь, что только в США.

Э.ГЕВОРКЯН: Вот опять же интересно, а как же Европа?

А.ВЕНЕДИКТОВ: То есть нарушать законные права граждан РФ в Кении, в Люксембурге, в Зимбабве, в Австралии можно – на это не будет репрессий. А в США нельзя. Ну вот, ну, тут написано «США». Что я могу сказать? Вот, читаю «США».

Э.ГЕВОРКЯН: Ну, хорошо. Почему европейцы говорят о том, что, скорее всего, подобный акт принимать не будут?

А.ВЕНЕДИКТОВ: А потому что в Европейском Союзе достаточно одной стране, как ты знаешь, принять решение по визе, какой-нибудь Дании, Латвии или Эстонии, как это распространяется практически в 99% на всю Шенгенскую зону. Не нужен никакой Европарламент, нужен парламент Дании или Голландии, который этот вопрос уже обсуждает. И Великобритания. И Канада, которая обсуждает. Поэтому, конечно, Европейскому Союзу зачем это нужно заявлять об этом перед визитом Путина возможным 21 декабря? Не нужно. Они скажут «Это не мы, это вот голландцы» - «У-у-у, голландцы-голландцы!» - «А у нас правила такие».

Значит, я думаю, что закон, подобный акту Магнитского, будет принят в Канаде. После этого решения сегодняшнего он, безусловно, будет принят в одной или нескольких европейских стран, членах Евросоюза, который затем распространится на всю территорию Евросоюза. Вот если ты хочешь мое мнение, мой прогноз. Да, неспешно. Этот закон шел 2 года. Но я должен сказать, что мы своими действиями его подталкивали. Ну и хорошо, будут инвестировать в свою страну. Чего плохого-то? Заберут свои капиталы. Вот ты знаешь, что господин Тимченко, например, известный нам, перевел уже свой офис из Женевы сюда, в Москву? И правильно: поддерживаю Геннадия Тимченко, одобряю. Вот, все другие, наверное, сейчас слегка подталкиваемые возможностью подобного закона. Тимченко – он очень умный, кстати. Мне все, кто его знают, говорят, что очень умный. Он первый почувствовал, что в Европе это может быть – и сюда-сюда. Правильно. И хорошо.

Э.ГЕВОРКЯН: Ну, собственно, это правда, очень интересно понаблюдать, чем этот процесс закончится, потому что чаще складывается впечатление, что деньги не пахнут для швейцарских ли банкиров, для сотрудников ли там трастов каких-то...

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, это правда. Это правда. Но в тех странах, где существует общественное мнение это играет значительную роль. Вот эта история – я только что готовился, обнаружил – помнишь, где радиостанция австралийская звонила в госпиталь, представилась королевой, принцем Уильямом, медсестра там их переключила на палату, где рассказала о здоровье, а потом эта медсестра погибла. Пока достоверно неизвестно, видимо, покончила жизнь самоубийством из-за давления. Но я сейчас не про это, я сейчас про другое. Эта радиостанция в Австралии начала терять рекламодателей, сообщает местное агентство. От услуг станции за эти дни отказались несколько крупных клиентов, в том числе сеть супермаркетов Coles и мобильный оператор Telstra. Акции радиостанции упали на 8%. То есть это общественное мнение. И так же, как общественное мнение существует по поводу смерти в тюрьме господина Магнитского... И даже не смерти в тюрьме (в тюрьмах люди умирают и не один Магнитский), а отказ российских властей расследовать это дело. Оно не расследуется. А то, что фигуранты этого дела спокойно покупают большую собственность, выезжая в ту же Англию. Дикий скандал был недавно на заседании парламента, что один из людей, названных возможным человеком, следователем, который этого Магнитского гонял по всяким тюрьмам и арестовывал его, будучи интересантом, был в Англии. Был дикий скандал, да? Ну вот общественное мнение не хочет этого – оно не хочет иметь у себя въезжающих таких людей. Ну и хорошо. Это не наш вопрос, это их вопрос. Не надо воровать деньги.

Э.ГЕВОРКЯН: Глядя на ситуацию с австралийской радиостанций, может быть, правда, ребрендинг НТВ в нашей стране пройдет как-то успешно и не будет пустым звуком?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Знаешь, посмотрим. Это вещь такая. Но я, честно говоря, не считаю, что эти ведущие совершили преступление.

Э.ГЕВОРКЯН: С этической точки зрения как журналисты...

А.ВЕНЕДИКТОВ: Я не знаю, что такое «с этической точки зрения как журналисты». Журналист обязан узнавать информацию общественно важную.

Э.ГЕВОРКЯН: Да, важную для общества.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Значит, для жителей Великобритании и всей империи, а Австралия является частью империи, будущее наследника престола (а это наследник престола по мужской линии) общественно важно. Мы знаем, как расхватывались газеты, когда было объявлено, что она ждет наследника престола, да? Это, значит, общественно важное. Значит, это был не розыгрыш. Знаешь, не для ха-ха-ха. Они так...

Э.ГЕВОРКЯН: Они представились чужими именами, они обманывали.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да. Это работа журналистов. Как говорит Владимир Владимирович, «вас призвали подглядывать, а вы подслушиваете». Так в этом и работа. Я напомню, что существовала масса журналистов, которые меняли профессии, внедрялись в разные организации. Был такой Гюнтер Вальраф, известный в свое время в Германии.

Э.ГЕВОРКЯН: Но это цена вопроса. Все-таки, это не...

А.ВЕНЕДИКТОВ: Когда мы объявляем о том, что та или иная спортивная команда проиграла футбольный матч и у человека разрывается сердце (это реально болельщики умирают), не объявлять? Цена вопроса информации. Не объявлять?

Значит, если бы они хотели просто разыграть, а потом это выложить, это одна история. Но они добывали информацию, именно информацию и делали это не первый раз. И если бы эта медсестра была жива и у нее бы ничего не было, все бы сказали «Какие молодцы! Мы теперь знаем, как здоровье матери, которая ожидает наследника британского престола».

Э.ГЕВОРКЯН: Ну, не знаю. Здесь я не соглашусь, потому что вот эта граница в желтую журналистику...

А.ВЕНЕДИКТОВ: Я не понимаю: журналистика была профессиональной или не профессиональной, а не желтой, зеленой или красной.

Э.ГЕВОРКЯН: Хорошо. Давайте прокомментируйте тогда историю. Павел Костомаров делает очень достойный документальный проект. По факту сегодня получается из-за этих обысков в некотором смысле он как будто бы и подставляет героев. Как теперь вести себя журналисту?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Не снимать.

Э.ГЕВОРКЯН: Да, что делать-то вообще? Не снимать?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Это такая профессия.

Э.ГЕВОРКЯН: Как источники свои защищать? Как героев защищать?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Отвечаю: это такая профессия. Вот это такая профессия. Так же, как врач, который берет и ножом режет человека. Можно резать ножом человека? Нельзя. А врачу? А врачу можно. Это профессия. Поэтому, возвращаясь к истории, скажем, с Медведевым, чтобы закончить эту тему, я могу сказать, что журналисты выполнили свою задачу. Не было объявлено, что это закрытая часть. Я же слушал. Медведев не сказал «Все, а теперь мы говорим не для прессы». Хотя, как можно журналистам говорить «Не для прессы»? Тем не менее, когда есть бекграундная часть, он этого не сказал. Он находится в студии, где сидит 5 журналистов, работают камеры, работают микрофоны, никто не сказал «Отключили». Значит, к журналистам здесь претензий быть не может.