А.ВЕНЕДИКТОВ: 21 час и 4 минуты в Москве, всем добрый вечер, у микрофона Алексей Венедиктов. У нас программа «Грани» в отпуске на 2 недели, и вот эту неделю я буду заменять в режиме «Особого мнения», ну и, естественно, следующую неделю кто-то тоже (или я, или кто-то еще) будет проводить программу «Особое мнение». 

Надо отметить, что вы можете задавать мне вопросы, естественно, +7 985 970-45-45, поднимать темы. Я в Twitter’е уже спросил через свой аккаунт, какие темы хотелось бы людям услышать, поговорить, пообщаться на эту тему. Ну, давайте поговорим, пообщаемся на эти темы, которые вы мне набросали как в интернете, на нашем сайте задавая вопросы, так и в Twitter’е, добрасывая разные темы. 

Конечно, довольно сильно и сложно говорить после Латыниной, которая некоторые темы у меня увела. Где-то я с ней солидаризируюсь, во многом нет. Но тем не менее, я буду затрагивать скорее те темы, которые она не затрагивала, естественно, кроме Оборонсервиса. 

Но сначала я отвечу на один вопрос, который мне через сайт задает человек с замечательным ником Бумимимо: «Могут ли журналисты, уволенные с радио «Свобода», в принципе, найти у вас работу?» Буквально сегодня я встречался с Михаилом Соколовым, журналистом радио «Свобода», который был уволен, и с Виталием Дымарским. И Виталий Дымарский передает ему программу «Цена победы» - это будет на следующей неделе, они оба придут к вам в эфир. Это было предложение Виталия. И мы меняем тему, даем как минимум год до конца 2013 года Михаилу Соколову – он хочет в таком же режиме с таким же названием вести программу, рассказывающую о событиях 1912-1922 годы, то есть включающий себя Россию в Первую мировую войну и в Гражданскую войну. Вы давно меня об этом просили. Виталий Дымарский, как вы знаете, главный редактор журнала «Дилетант», он просто не успевает каждую неделю (у нас все больше и больше записей), поэтому мы, как бы, решили, что вот этот год, до конца 2013 года Михаил Соколов, бывший журналист радио «Свобода» или журналист бывшего радио «Свобода» будет работать на «Эхо» и вести программу «Цена победы», но в другом временном отрезке. 

Я буду вам рассказывать о тех изменениях, когда они будут происходить, когда уже возникнут договоренности. Не секрет, я веду разговоры, переговоры и с другими журналистами. Все, что хорошее, подгребаю под слушателей «Эха Москвы», то есть под вас. Это просто такой один вопрос, который, как бы, касается не политических, а управленческих решений. 

Еще одна тема, которую наблюдали наши люди, депутат от «Единой России» Константин Костунов предложил уволить с Первого канала Владимира Познера. «Как, по вашему мнению, отреагирует Эрнст?» Понятно, что вы не на его месте. Мое предположение, что Константин Львович не отреагирует на это предложение. С другой стороны, я уже отреагировал на это предложение, связанное с тем, что поскольку Илья Костунов, Илья Евгеньевич Костунов заинтересовался этим делом, даже не столь Познером, сколько историей с Развозжаевым, я попросил его и мы с ним списались через Twitter... Он сейчас находится в Вашингтоне, видимо, за печеньками (депутат от «Единой России»). Так вот. Направить депутатский запрос начальнику Федеральной пограничной службы ФСБ России по поводу Развозжаева. Надо же узнать правду и задать всего 4 вопроса или 2 вопроса. Это письмо есть на нашем сайте – мы надеемся, что Илья Евгеньевич направит депутатский запрос генералу армии Проничеву, в котором просто надо понять, каким образом Леонид Михайлович Развозжаев, гражданин РФ пересекал границу РФ, какие следы оставлены? Если это российский паспорт, то там нет никаких следов, но есть миграционный листок, который остается на украинской стороне – через какой КПП, когда и на всех КПП стоят видео, чтобы вам было понятно. Все делается под видеонаблюдение. И, соответственно, если это был заграничный паспорт, там стоит штамп. Вот, когда и через какой КПП? И по какому документу? Я надеюсь, что Илья Евгеньевич направит этот депутатский запрос. Мы опубликуем как его запрос, так и ответ Федеральной пограничной службы ФСБ России. И от этого момента, собственно говоря, будет двигаться дальше наша совместная с Ильей Евгеньевичем Костуновым, депутатом от «Единой России» и бывшим комиссаром, по-моему, то ли «Молодой гвардии», то ли Наших, то ли «Идущих вместе», мы попробуем пролить с помощью этого депутата правящей партии свет на те вопросы, которые по-прежнему остаются для нас неясными. Если прессе не отвечают, то, может, депутату от правящей партии ответят. 

Вот то, что касается увольнения журналиста, ну, вы знаете, это такая, смешная история, которая даже не требует комментариев. Ну, депутат может направлять предложения генеральным директорам и главным редакторам, а они могут, соответственно, поступать с этими предложениями, как они сочтут нужным. 

В связи с этим, поскольку я упомянул фамилию Проничева, есть еще один вопрос. Мне пишут: «Браво! Соколов – прекрасный журналист», - пишет Илана. Да. Но это «браво» я принимаю на свой счет, потому что это была моя идея и мой захват. Да. Так что, спасибо Илана. Приятно вечером хоть какое «браво» получить. 

Значит, по поводу решения ЕСПЧ по делу на Дубровке, по террористическому акту. Безусловно, так же, как у каждого из вас, осталось очень много вопросов к этому делу, трагическому событию. Я как раз как журналист хочу понять, чего там, все-таки, произошло. Потому что, конечно, легко искать виновных. Понятно, что основная вина, главная вина в гибели людей лежит на террористах и на организаторах этой акции. Но при этом, все-таки, как у человека, который внимательно следил за этими событиями, у меня возникают вопросы, собственно, как в деле с Развозжаевым. Любой здравомыслящий человек может задать только один вопрос, на мой взгляд. Один вопрос, который, мне кажется, важен. Вот смотрите. Про газ. Меня совершенно не волнует формула газа, не интересует формула газа. Чего я с ней буду делать, с этой формулой газа? Меня интересует первая история, почему это не было сообщено медикам. И меня интересует вторая история вот какая. Дело в том, что по официальным отчетам комиссии после входа группы захвата в Норд-Ост выстрелы шли больше 20 минут. Это чего значит? Газ не подействовал? Или подействовал не сразу? Ну, вот, почему тогда не был взят ни один живой свидетель, я имею в виду террорист? 

Вот, знаете, помимо гибели людей это очень важный вопрос. Потому что замечательно, что было спасено более 800 людей. Это замечательно, это, правда, замечательно. Ужасно, что погибло более 130 людей и они все погибли не от пули террориста. Там от пули террориста погиб один или два человека, до того. Заложники погибли от чего? Ответа-то нет. То есть Страсбургский суд считает, что это связано с применением газа. Но меня больше, еще раз повторяю, волнует... Я понимаю, что должна быть ответственность, что те, кто получил награды незаконно, с них они должны быть сняты и меня нисколько не смущает то, что люди сдадут незаслуженные награды, а заслуженные награды должны остаться, а, может, кого-то еще наградить надо. Но есть ответы на вопрос, на который никто не отвечает. Ответят. Не сразу. Может быть, не при нашей жизни. Но очень важна юридическая процедура, потому что, скажем, по Беслану, если вы помните, то было следственное дело по одному из выживших террористов. И стенограммы суда очень на многое дали ответы. Их читать очень трудно, практически невозможно (ну, читать стенограммы суда кто ж?..) Но я их почитал и прочитал все, что было доступно. Ну и, например, выяснялось, что с командующим, который находился в танке, не было связи. У командующего войсковой операцией, по-моему, 58-й армии не было связи. Ну, вот, кто-то за это ответит? 

Вот такие истории, в мелочах они. Дубровка, конечно, не мелочь, но я всячески приветствую решение Страсбургского суда, потому что он поставил вопрос, на который РФ в лице властей, в лице следствия, в лице судов должна будет ответить. Вот и все. И мне кажется, что для нас это принципиально, потому что история не закончилась, война продолжается с терроризмом и завтра вы, ваши близкие могут оказаться заложниками. Вот я вам говорю вполне откровенно. Где угодно и когда угодно. Понимаете? И если вы думаете, что вас это не коснется, Владислав, который мне пишет, что я морализмом занимаюсь. Да, я занимаюсь морализмом. Да, власть должна быть моральна. И когда, Владислав, вы будете сидеть в яме заложником, вы будете рыдать и кататься, ваши близкие будут оббивать пороги нашей радиостанции, чтобы мы говорили о том, что вы сидите в заложниках, что вас надо вытащить, что вас надо спасти, Владислав. И мы будем этим заниматься, не взирая на ваш рост, вес, политические взгляды и возраст. Это то, что касается Дубровки, вот я ответил на этот вопрос, который мне задавали. 

Теперь такой, очень большой комплексный вопрос о Дне единства, о Русском марше и там же о речи Шаймиева. Я думаю, что это все одно в один. Ну, праздник этот фальшивый, это понятно. Даже дело не в том, что он фальшивый по дате, потому что 4 ноября, как доказывают все историки, 1612 года ничего не произошло. Ну, просто ничего не было. День был без числа, что называется, рядовой день. Да бог с ним. Сама идея праздника, идеология которого не была выстроена, породила обратный эффект – она породила разъединение людей по этническому принципу. 

Ну, вот, собственно, и все. Чего тут говорить? Вот, Русский марш. Ну хорошо. Представьте себе в Казани Татарский марш. А чего такого? Вот, представьте себе в Казани Татарский марш. Представьте себе Кавказский марш. Чего нет-то? 

Вот, история, которая разъединяет по каким-то таким, этническим прежде всего или происхожденческим, или территориальным (Липецкие против Ярославских – то же самое), вот это неправильная история. И поэтому когда вы спрашиваете «Оцените решение Навального идти на Русский марш», ну, во-первых, я, как бы, его личного решения не слышал – давайте я оговорюсь. Я не знаю, пойдет ли он. Но если такое решение им принято, то, с моей точки зрения, Алексей Навальный выбрал себе аудиторию, выбрал себе электорат. Может быть, это отвечает его внутренней потребности, может, отвечает политической целесообразности. Так бывает. Так бывает. Политики очень часто должны... А Алексей Навальный – безусловно, политик и претендующий на политические высоты, он должен собирать себе электорат как любой политик. Вот, его выбор, если, повторяю, он его сделал, его выбор в ту сторону без всякого сомнения. И будет сделан, повторяю, если пойдет. Потому что, на самом деле, как бы, это все публично, это все известно, а дальше каждый будущий соратник, избиратель виртуальный Алексея Навального или любого другого политика должен будет сделать свой вывод – вот этот политик, с кем он как политик? 

Мне представляется, что эти люди... Сейчас я сделаю шаг назад вот в чем. Я абсолютно уверен, что история развала Российской империи, которая, между прочим, при Александре Втором начала так, знаете ли, двигаться к такой, конституционной а-ля английской монархии, медленно очень. Ну, для людей, которые занимаются историей, тренд был понятен. Это все было оборвано Александром Третьим. Так вот Октябрьскую революцию и развал Российской империи, развал государства – к этому привела политика Александра Третьего, ее русофильская политика, когда окраины национальные путем законов... Есть замечательные книги, написанные на эту тему. Шло такое русифицирование. Прежде всего, Украина, кстати, чтоб вы понимали. Вот, революционное движение на Украине и желание отколоться от России возникло ровно в правление Александра Третьего. Вы посмотрите законы по преподаванию, кстати, по языку, как насаждался русский, вытесняя украинский. То же самое происходило в Финляндии, то же самое происходило в Средней Азии. По-другому, конечно, но то же самое. То же самое происходило на Кавказе. Ставились наместники, которые не учитывали местное население, не знали традиций. Это всё известно. Ну и в результате революция вспыхнула-то как сила, как объемная сила, скажем, как количественная сила на окраинах. Я не беру Польшу, сейчас даже Финляндию не беру. Прибалтика, Украина, Кавказ, Закавказье, Средняя Азия, Дальний Восток – это все был ответ на политику русификаторства власти. Не на естественную, как бы, ассимиляцию, которая шла медленно, но шла, а именно целенаправленную политику. И обеспокоенность, как мы слышали во время выборной кампании Путина, ровно вот такими историями (он тоже там историю читает, может быть, не так, как хотелось бы, но, тем не менее, он это делает), она заключается ровно в этом. Потому что российская окраина была очень самостоятельной, частично экономически самостоятельной, по-другому были уклады и входила имперская власть. 

Поэтому мне кажется, что стимулирование всех Русских маршей, Татарских маршей, Кавказских маршей – это направление понятно какое. 5, 7, 10 лет, вырастет поколение, которое будет так считать. И поэтому выступление (двигаюсь дальше в этом направлении) бывшего президента Татарстана Шаймиева – оно очень показательно. Шаймиев – человек очень тонко чувствующий. Тонко чувствующий. И он почувствовал другой ветер. Мы получаем из Казани, вообще из Татарстана очень много звонков, писем, сообщений частично о навязывании русского языка, частично о навязывании татарского языка. Это все правда. Вот, все правда. Весь вопрос заключается в том, что государственная политика – она не тонка. И опасность истории с Pussy Riot (видите, как все связано в нашей жизни?) заключается не только в том, что, ну, безусловно, осуждены они были несправедливо, безусловно, что это политическое дело в самом широком смысле этого слова, но и безусловно то, что это осуждение как сигнал государственный («получили двушечку») вызвал волну мракобесия. И смотрите, что говорит Шаймиев, да? «У нас церковь, - говорит Шаймиев, - отделена от государства». Он что, говорит про ислам? Нет, он говорит о Русской Православной Церкви. Мы не знаем, что происходит в Татарстане с Русской Православной Церковью, оттуда не идут сигналы про какие-то там противоречия и так далее. Но Шаймиев это уловил. Он – мудрый человек, Бабай – мудрый человек. И можно каким-то образом не соглашаться с ним, но пренебрегать его точкой зрения очень опасно. Поэтому... 

«Почему про Молдову забываете?» Я не забываю про Молдову и скажу про Молдову. Но я сейчас говорю, как бы, обо всем. Еще 4 месяца назад, я помню, я говорил о проблемах возможных в Татарстане. Нам же люди звонят – мы же выходим в эфир «Эхо Казани», мы же знаем. Наши слушатели разные, они и башкиры, и татары, и русские. Они звонят с национальными проблемами, и это серьезный звонок. Это не Северный Кавказ, это Поволжье. Другая история. 

Вот когда выходит такой фильм (видите, я так плавно двигаюсь по эфиру) как «Орда», который я еще не видел, но я читал массу откликов... Понимаете, в чем дело? Фильмы, наверное, можно снимать любые. Но фильм, который идет по заказу государства, он должен учитывать, что Иван Грозный Казань резал. Резал. И Орда резала. Владимир – Москву, Киев тоже. Да? То есть это факт нашей жизни, факт нашей биографии тому давно. 

Оказывается, чувства не остыли. Повторяю, оказывается, чувства не остыли. И Москва, если говорить о Москве, в известной степени о Санкт-Петербурге, как город космополитичный, как город, в который всегда все гости в гости к нам еще со времен, там, московского государства... Стояли дворы иностранцев, приезжих и так далее. Это очень опасная история. То есть я честно вам могу сказать, что мы, просматривая последние новости, которые идут из регионов, с Поволжья, они такие, знаете, официальным языком, но на самом деле вдруг там... Вот, возникла история с хиджабами в Ставрополье. А чего делать-то с этим? 

Вот представьте себе российские граждане, мусульманская семья. Да? Нормально. У нас же входят в состав РФ народы, исповедующие ислам. Давайте разберем эту позицию. Представим себя на педсовете. Мы все – педсовет, это наши ученики. Они там живут, они там, скажем, прописаны, они там живут давно, не в первом поколении. Это семья верующая, вера диктует некоторые правила для девочек – ходить с покрытой головой, чего-то еще, чего-то еще. И вот они ходят в обычную светскую муниципальную школу. Мы с вами – педсовет. Чего делать? Они искренне верят. Это не вызов обществу, да? Чего им делать на физкультуре? Ну, на физкультуре всегда можно, мы с вами знаем, обойти, там, бассейн, не сдавать зачеты. Чего им делать? Вот это же не, грубо говоря, крестик, который можно за рубашку заправить или магендавид иудейский туда же заправить, да? Это вот элемент одежды обязательный. И они живут на этой земле, на земле своих предков в том числе, и есть территории, куда, скажем, русские, казаки, украинцы пришли позже, чем пришли черкесы, чем пришли чеченцы. Позже пришли. Это их земля. Ну, она там потом делилась, то-се, пятое-десятое. Всё равно. Вот, они в это верят, им закон их внутренний запрещает. Это какой у них выбор? Не ходить в школу, уехать оттуда? Вот, как? Ну, вот, дети, да? 

Да, мы знаем разные примеры такого решения. Вот, например, во Франции был принят закон, который запрещает в общественных местах демонстрировать... Там закон был очень интересно принят, кстати. С закрытыми лицами в общественных местах находиться. То есть иными словами он распространялся и на демонстрации в масках. Понимаете? Это очень такая, интересная история. То есть они приняли, как бы, не по религии. Но когда он обсуждался в Национальной ассамблее, в парламенте Франции, там все понимали, о чем идет речь – это запрет на хиджабы. И там штрафы. А в школах как быть? А как детям объяснить? 

Вот, все эти вопросы нуждаются, видимо, в общественном обсуждении. Вот давайте я, может быть, даже сейчас проголосую. Давайте я проголосую. Попробуем решить этот вопрос родительским собранием. Все, кто хотят. Значит, я ставлю вам вопрос. Вот, представим себе, что в нашей школе, то есть все слушатели в одной школе, у нас появились девочки в хиджабах. И нам вносят вопрос, говорят «Вот, как решите, так будет». На родительском собрании. Ну, здесь, в Москве, не важно. Ну, вот, не в республике, где основной ислам, да? Вопрос: считаете ли вы, что пусть они так и ходят и пусть демонстрируют принадлежность к религии? Это же не демонстрация в смысле специальная, да? Ну, вот, они так ходят. Или, вот, мы не допустим. Допустим или не допустим? Если вы считаете, что допустим, что государство может разрешить в светской школе, в муниципальной школе чтобы дети ходили и демонстрировали (опять слово «демонстрировали» нейтрально берем) принадлежность к той или иной религии, да, допустим – 660-06-64. Нет, не допустим – 660-06-65. 

Ну давайте, родители, посмотрим, как вы к этому относитесь. Допустим, пущай – 660-06-64. Нет, это школа светская, здесь демонстрировать принадлежность к религии нельзя – 660-06-65. Причем, можно говорить не о хиджабах – о чем хотите говорите, да? Ну, смысл понятен. Ну, вот у нас родительское собрание с вами, у нас тут уже 25 секунд прошло, будет минута. Я повторяю свой вопрос. Допускаем ли мы детей с учетом их религиозных верований соблюдать правила одежды в светской школе, обычной средней светской школе? Да, ничего страшного нет – 660-06-64. Нет, это светская школа, не надо разделять так – 660-06-65. Ну, родители, поехали, у вас еще 10 секунд, а потом я объявлю результаты. На самом деле, это такая, серьезная история. Хотя, кажется простой. Голосование закончено. 

Смотрите, какие у нас результаты. Минуту мы голосовали. 26,8%, чуть больше четверти позвонивших считают, что это вещь допустимая. 73,2% считают, что это вещь, не допустимая в школе, в светской школе. Вот такое совершенно ненаучное, абсолютно нерепрезентативное голосование, но оно показывает, что четверть наших слушателей, которые позвонили, тем не менее, придерживаются другой точки зрения. Важное голосование – обратим на это внимание. 

21 час и 29 минут в Москве. Алексей Венедиктов у микрофона, программа «Грани недели» в отпуске, поэтому я в данном случае сижу и читаю в том числе ваши сообщения, сейчас пойду к вашим смскам. Но пока я иду к вашим смскам, я еще хотел сказать вот что. Что касается запретов – там, запрета Русского марша, запрета, я не знаю, какого другого марша... 

Я пойду пока дальше. Можно я не буду комментировать Чурова и выборы в США? Ну, вот, просто не буду. Вот, по причине нехотения, каприза моего, да? 

Так вот. Тогда подвожу, как бы, итог этой истории. Алексей Навальный так же, как любой другой лидер оппозиции или не оппозиции, который принимает участие в каких-то политических, именно политических действиях, они там берут на себя риски своей будущей политической карьеры. Спекулировать на этнических чувствах всегда было легко и приятно. Мы таких политиков в истории знаем. Некоторые из них уже в XX веке закончили плохо, кто-то принял яду и велел себя сжечь, кого-то повесили в Нюрнберге, но эта штука всегда опасная, потому что она проходит по стране ржавым лезвием, заражая все вокруг, и обязательно обратка случается. Обязательно случается обратка. Поэтому я думаю, что Шаймиев это и углядел. 

Теперь еще одна тема, которую меня долго спрашивают и много спрашивают, видимо, как члена Общественного совета при Министерстве образования и науки, как я отношусь к списку неэффективных вузов или, там, вузов с элементами неэффективности. 

Давайте сделаем шаг назад и посмотрим сначала что, а потом как. Первое. Ну, мы с вами все понимаем, что большая часть студентов и их родителей недовольны уровнем и качеством образования, высшего в том числе. Давайте сейчас, если это список вузов, я говорю о высшем. Это же правда. Недовольны, как их детей учат в конкретных вузах. Люди, которые недовольны, это недовольство высказывают у нас в эфире по-всякому и так далее, и так далее. 

Таким образом государство в лице министерства, вице-премьера должно так или иначе выявить те вузы, которые учат хорошо, и те вузы, которые учат плохо или являются машинами для выдачи дипломов. Давайте не лукавить, мы знаем, что такие есть, мы просто их не называем. Да? Просто не могли их назвать. 

Роль государства в том, чтобы предоставить государственные услуги по образованию студентам, их семьям для будущего роста, карьеры, знаний, как хотите. Обязательно? Обязательно. Раз. Итак, здесь согласились. Или не согласились. Давайте проголосуем. Раз у меня пока смски не идут, давайте будем заниматься другим. Довольны ли вы уровнем высшего образования (скажем, возьмем последние 5 лет), если вы сами учились или у вас учились дети или внуки? Ну, то есть вы знаете, да? Или вы преподаете в них. Вот, берем коридор 5 лет. Почему 5? Ну, потому что 5. Довольны ли вы уровнем высшего образования, который получили или получаете вы или который дают? Если да, я доволен – 660-06-64. Нет, я не доволен – 660-06-65. 

Итак, довольны ли вы уровнем, качеством образования? Но еще раз прошу звонить только тех, которые сталкивались с высшим образованием, ну, может, работодатели еще за последние 5 лет? Да, я скорее доволен - и тогда телефон 660-06-64. Нет, я скорее не доволен, мне кажется, что можно было бы лучше – 660-06-65. Идет голосование, уже 25 секунд вы проголосовали. Интенсивно идет голосование. Я вам могу сказать, что отношение процентное уже приблизительно понятно. Но поскольку я обещал минуту, значит, будет минута. 

Итак, удовлетворенность высшим образованием за последние 5 лет, неудовлетворенность за последние 5 лет. Да – 660-06-64, нет – 660-06-65. То есть мы сейчас, как бы, замеряем тех, кто хотел позвонить и не побоялся позвонить и высказать свою точку зрения. Вот, собственно говоря, мы обсуждаем и фиксируем сиюминутное ваше отношение, которое, конечно же, не является никаким репрезентативным. Ставим точку, всё, мы минуту проголосовали. 17,4% довольны, 82,6% недовольны. Примем эту цифру как справочную. 

Значит, государство должно, на мой взгляд, выступить в роли термометра, оно должно замерить эффективность вузов. Назовем это «эффективностью». Как хотите называйте. То есть профессионализм. Каким-то образом. Сразу скажу, не только государство, но и государство. Сейчас речь идет о государственных вузах, которые государство содержит, платит деньги. Да? Вот, не частные, а государственные вузы. И, вот, государство в лице Министерства изобрело этот термометр. Замерило, воткнуло в одно место или в два места и показало температуру. Значит, поднялся дикий крик, который можно разделить на 2 октавы (извините за мое незнание этого термина). Одна октава очень высокая касается в том, что вообще этого не надо делать. И понятно почему. Потому что если выявляются неэффективные вузы или частично неэффективные или их филиалы, то люди теряют работу, преподаватели теряют работу, жулики, которые выписывают дипломы, теряют работу, взяточники теряют работу и возможность брать взятки. Это раз история. 

А вторая октава пониже – неправильный термометр. Вот тут я с вами соглашусь. Но не в том, что неправильный термометр, а в том, что нужно было обсудить с ректорским сообществом сначала, со студенческими союзами, может быть, с профсоюзами преподавателей, если они есть, или там объединениями, какие шкалы, какие градации должны быть в этом термометре. 

Ну, например, смотрите. Там измеряется условно Физтех и Литературный институт. И одна из шкал – это средний балл ЕГЭ. В общем, правильно, какой проходящий. Но у Литературного института, предположим, есть еще творческий конкурс, который там не попадает. Он просто в шкалу не попадает и поэтому моментально понижается, вот этот средний балл ЕГЭ понижается по сравнению с Физтехом, где, предположим, повторяю, нет творческого конкурса. То есть понимаете, да? Нарезка разная. Поэтому, может быть, этот термометр должен был быть тоньше. Думаю, что (и я скажу это министру, безусловно), что надо было бы, на мой взгляд, обсудить публично, громогласно вот эти деления – вот, мы будем считать вузы по этим, этим, этим, этим, этим. 

Чего я так говорю? Вы знаете о том, что «Эхо Москвы» совместно с агентством Интерфакс выпускает рейтинги вузов. Работает целая группа. Вся методика открытая, ее можно обсуждать, ее можно корректировать. Но мы работаем по объявленной методике, она понятная. На нас обижаются, нам перестали некоторые вузы давать информацию, обидевшись, что они попадают не туда. Но мы считаем, что 2 независимые, не играющие на этой поляне конторы («Эхо Москвы» и Интерфакс), потому что нам прикольно замерять, составить вместе... Мы наняли группу, которая давно занимается этой социологией. Мы хотим сделать нормальный национальный рейтинг. Но мы открыли методику. Здесь это не обсуждено было. Мне кажется, что вопрос термометра – он важный вопрос. Но то, что термометр нужен и даже, я скажу больше, несовершенный (может быть, деления делать меньше?), несовершенный термометр тоже нужен, и то, что нужно выявлять липовые вузы, неэффективные вузы и понимать, почему неэффективные... Ведь, собственно говоря, для чего термометр? Термометр нужен для того, чтобы сказать «Ребята, вам пора принимать лекарства и показаться врачу». Не для того, чтобы пристрелить больного, а сказать «Опа, 38. А чего ты принимал сегодня? Где у вас дырка? Давайте посмотрим». По каждому вузу. «Почему вы оказались в этой серой зоне или, там, красной зоне? Что вам нужно сделать к следующему замеру, чтобы выйти из этой зоны?» Вот и все. Никто не собирался пристреливать больных, у которых 39 температура. И не надо кричать, что разбивать термометр – это не понизит температуру. И в интересах общества, в интересах государства, в интересах наших детей, чтобы вуз, получив себя в красной зоне, сказал «Так. Дайте-ка мне методику, - должен сказать ректор. – Где у меня провал по вашей методике? Не, ну это фигня. Ну, подождите, вот эти цифры вообще не совпадают. Давайте я вам вот эти цифры дам. У нас средний балл не 67, а 73. А кто вам дал 67? А если у нас средний балл 48, а чего это к нам не идут? К нам идут люди с 48-мью. Значит, это наша проблема. Кого ж мы берем-то? У кого средний балл 48 из 100?» Да? Это стимул делать какие-то шаги. 

Но при этом (пойду радикальнее) филиалы. Ну, это вот, действительно, чудовищная история (филиалы). Очень много филиалов, не все, но мы видим, что в красной зоне оказалось много филиалов. Вот, я бы на месте министерства и мой совет будет таков на Общественном совете, вот сейчас с каждым вузом показать, где у них возникли проблемы, эти претензии реальны, не реальны, как они возникли, как возникла красная зона. А, вот, с филиалами пожестче в красной зоне. Потому что есть филиалы в зеленой зоне – и, пожалуйста, они эффективно работают. Есть в красной зоне. Почему? Зачем там, условно говоря, одному крупному... 

Вы знаете, вот один крупнейший московский вуз, который оказался сам в красной зоне... Знаете, почему? Потому что у него в Московской области 9 филиалов. Это ему зачем? И они, вот, тянут вниз, понимаете? Они просто потянули его вниз за собой. Не нужно. Не нужно, потому что там принимаются люди, ну, вот, с ЕГЭ понятно каким. Потому что помещение – 2 табуретки, 3 компьютера. Это же там тоже было рассчитано – количество метров на человека. Чтобы студент мог заниматься, должно быть количество метров. Там, по-моему, в красной зоне 13 метров на человека общей площади должно быть, по-моему (надо посмотреть). И так далее, и так далее. 

Поэтому считаю, что штука полезная. Термометр – институт правильный, вставлен в правильное место. Но важно рассказать про то, как термометр работает, и дать рекомендации доктора для снижения температуры. Я бы вот так сказал. И заняться филиалами, конечно. Я думаю, что надо заниматься в первую очередь филиалами. 

Да, конечно, мы позовем, – отвечаю Нани Долидзе, – мы позовем людей из министерства, замминистра, министра. Готов пригласить в любой момент. Просто 13 ноября Общественный совет, и я думаю, после. Но могу и до. В общем, готов написать сейчас министру на почту, что, вот, хотелось бы подробно об этом поговорить и готов в понедельник-вторник, начиная с понедельника его пригласить, даже в воскресенье, если есть время. 

Мне кажется, что вообще будущее нашей страны – это ее нынешние дети, в смысле и студенты тоже. Вы знаете, я когда приезжаю в какой-нибудь регион, я прошу, чтобы в какой-нибудь вуз меня отвезли и разговариваю со студентами. Извините, ребята, что вас называю «детьми». Ну, все-таки, я уже человек, скажем так, поживший. Простите, не имею в виду ваши мозги – по мозгам вы чаще дадите, там, несколько очков форы всем взрослым, не исключая и меня. Но я вам хочу сказать, что, конечно, значительная часть ребят – она хочет делать карьеру вот там, где она учится, ну, в смысле по той специальности. Начинаешь говорить – начинаешь понимать. Там, разговариваешь с математиками – они тебе взахлеб говорят слова, которые ты не понимаешь. Ну и так далее. И мне кажется, что государство – вот это то самое звено не ржавое, за которое можно потянуть. То самое кольцо образования. Поэтому я внимательно отслеживаю все, что государство... Поэтому я вхожу в этот совет. Я внимательно отслеживаю то, что делает государство по образованию, я общаюсь с министром, я общаюсь с вице-премьерами на эту тему, я общаюсь с помощником президента, я на встречах с президентом – сначала Путиным, потом Медведевым, потом снова Путиным – я поднимаю вопросы, касающиеся так или иначе школы и образования. Мне кажется, что это очень важная история. Хотя, можно поднять любые вопросы и это тоже будет, извините меня, важная история. 

Вы слушаете «Эхо Москвы», в Москве 21:44. Я думаю, что нужно еще поговорить о трех или четырех вещах. Прежде всего, это история вокруг Министерства обороны. 

Опять давайте попробуем разложить это по квадратикам, что называется, давайте проанализируем. Кто-нибудь сомневается, что в российском чиновничестве процветает коррупция? Я думаю, что нет. Первая история. Отложили, запомнили, положили в ящичек. Кто-нибудь сомневается, что в таком бюджетно-затратном ведомстве как Министерство обороны существовала, существует и будет существовать многомиллионная коррупция? Никто, я думаю, не сомневается – я даже на голосование ставить не буду. Давайте мы это просто пропустим. Кто-нибудь сомневается, что при продаже собственности Министерства – земли, домов и так далее – не было вопиющих нарушений в пользу тех, кто продавал? Я думаю, что даже нет и обсуждать не будем – наверняка, было. И это все так, это все правда. И те люди, которые этим занимаются, должны быть задержаны, должен быть публичный процесс. Государство, потерпевшее ущерб, должно получить деньги назад или, там, собственность, назад – это все абсолютно правильно. По рыночной стоимости. 

Но вот история, которая связана со скандалом вокруг Оборонсервиса – понятно, что там тоже, ну, скорее всего, наверняка (я напомню, это передача «Особое мнение») были нарушения и была коррупция, и было мошенничество. Не сомневаюсь. Даже по тем бумагам, которые сейчас слиты и опубликованы в прессе, если они соответствуют действительности, это видно даже невооруженным глазом. 

Но история в другом. История состоит в сносе министра обороны Анатолия Сердюкова. Совсем не за то, что в его ведомстве неправильно продавали собственность и избавлялись от непрофильных активов. История состоит в сносе, повторяю, Анатолия Сердюкова – об этом свидетельствует та публичность, нарочитая публичность, демонстративная публичность, с которой последние события развивались. Я бы хотел вам напомнить, каждый из вас может посмотреть, в интернете найти этот дом, где, действительно, существует квартира Анатолия Сердюкова, там, где он прописан, там же существует и квартира бывшего руководителя департамента имущественных отношений Евгении Васильевой. Я напомню вам, что господин Сердюков является обладателем ядерного чемоданчика. Иными словами, всегда при нем ядерные коды запуска ядерных ракет и средства связи для отдачи команды по ядерному запуску. Это означает, еще раз, что то место, где он живет, где стоит спецсвязь, днем и ночью, а особенно когда он там, охраняется, ну, назовем это «специальными подразделениями». И это означает, что никакие там следователи, даже с силовой поддержкой не смогли бы пройти в этот подъезд... Я даже не говорю «к этой квартире». В этот подъезд, во-первых, без того, чтобы Сердюков про это не знал, потому что его собственная охрана должна была доложить, которая днем и ночью там стоит, естественно, и без того, чтобы они не получили команду с самого верха. Значит, уровень самого верха – это на сегодняшний день 2 человека – это президент РФ Владимир Владимирович Путин или глава администрации президента Сергей Борисович Иванов. 

Тут много разных было версий о том, что это месть Зубкова, который ныне председатель Совета директоров Газпрома, или вице-премьера Рогозина, который интересант для того, чтобы перехватить денежные потоки внутри оборонного заказа. Они – интересанты, это правда. И Зубков, вы знаете, по семейным обстоятельствам, и Рогозин по своей должности. Он хотел и хочет быть... Я абсолютно в этом уверен, это мое мнение, Дима, что ты хочешь быть министром обороны. Вот и не надо мне звонить с криком, что это не так. Это так. 

Но! Отдать команду на вход там, где вы ожидаете увидеть держателя ядерных кодов, может человек значительно выше по должности и газпромовского председателя, и вице-премьера правительства РФ. Вот, собственно, и все. 

Личные отношения между Сердюковым и Ивановым очень напряженные. Они практически не касаются содержания военной реформы. Иванов, безусловно, помнит о тех унижениях, которым он был подвержен, когда он был снят с министра обороны, выведен из Совета безопасности, когда на Сердюкова на совещании у Медведева, потом у Путина говорили, что «вот, у вас там расцвело кумовство, то-сё», а Сердюков говорил «Это все было при моем предшественнике. Корни там». Предшественник (Сергей Борисович) сидел на этом же совещании снизу. 

Вот, история заключается в том, что, безусловно, коррупцию надо искоренять и проводить судебные процессы. Но опять же, вот я посмотрел... Может быть, я ошибаюсь, я посмотрел по телевизору показ задержания подруги, вот этой самой Евгении Васильевой, которая тоже имело отношение, безусловно, к Министерству обороны, к этим продажам. Безусловно, ее задержали не за то, что она подруга, но, вот, опять... Она подозревается в мошенничестве. Это называется «мошенничество». Чего наручники надевать и тащить женщину в наручниках? Что она, набросится на сопровождающую ее силовую поддержку? Ну, вот, ее ведут и опять сажают в клетку. Вот, в этом смысле мне кажется, что это история демонстративного унижения и, конечно же, не этой женщины, которая, может быть, мошенница, а, может быть, не мошенница, не Евгении Васильевой, а Сердюкова. А, вот, что он будет сейчас делать? И когда показывают следователя, показывают нашим коллегам из LifeNews драгоценности, те снимают их, демонстрируют, которые были там у Васильевой, все это мне, знаете, один в один история Ксении Собчак. Это очень смешно, может быть, прозвучит, но вот есть там оппозиционер, человек, который высказывался негативно о президенте (хотя, она не высказывалась там), Яшина история и, вот, ее сейф, и потом это утекает... А теперь министр обороны и его бывшая подчиненная, и то же самое, один в один. Вернут потом, как вы думаете? Да вернут. Да вернут. Потому что задача – не коррупцию победить, на мой взгляд, в данном случае, а унизить министра обороны и сделать его фигурой нон-грата. А потом сказать «Ну, смотрите, Владимир Владимирович, ну, с ним даже, вот, иностранцы встречаться не будут, он под подозрением, у него там на стороне и так далее, и так далее». 

Еще раз: не защищаю Сердюкова, не защищаю Васильеву, с коррупцией надо бороться. Просто говорю не о том, что сделано. Следователи делают свою работу. Как сделано и для чего сделано. Мы это тоже должны понимать. Это история, вот, с Сердюковым. Поэтому про Оборонсервис мы будем внимательно следить за доказательствами, за признательными показаниями, безусловно, будем добиваться того, чтобы процесс был открытый, чтобы вы все увидели, насколько все, что было сделано, сделано законно. И в этом смысле для меня нет никакой разницы между незаконно посаженным на 15 суток, на мой взгляд, абсолютно незаконно, по моему мнению, совершенно незаконно Денисом Юдиным и высокопоставленной, богатой, ухоженной бывшей чиновницей Министерства обороны. Правосудие должно быть честным и понятным. Вот это можно, это нельзя, за это так, а вот за это так. Все остальное – преступление против правосудия, и за это преступление тоже придется отвечать кому-то. Да, не сейчас, да, не сразу. 

Но вы знаете, уж в эпоху газет-то все было понятно, и в эпоху интернета все же, как говорится, остается, все файлится, что называется. И все наши поступки, все наши слова, все проверяется, все остается, все цитируется. Вот, ваши дети будут считать, что их родители говорили. Об этом тоже надо помнить. И дети ваши будут объяснять своим друзьям и подругам, почему такой вот папа, почему папа такое говорил когда-то. Где-то он там струсил, где-то не струсил. Важная история для самоощущения. Поэтому любой человек, который там выступает публично, должен об этом помнить. 

Еще одна тема. Я напомню, что я – Алексей Венедиктов, это программа «Особое мнение», 21 час 54 минуты в Москве, у меня еще 6 минут. К сожалению, не могу включить ваши послания – чего-то у меня тут все засбоило, пересбоило. Чего-то мне в очередной раз «Программа запущена», а она не запущена. Ну... Вы же понимаете, что я сделаю с нашими айтишниками, когда я выйду из студии? Вот, вы понимаете, да? Думаю, что у меня открылась вакансия. Так думаю. Но я хочу вот о чем сказать. Долго молчал-молчал Владимир Ростиславович Мединский, наш министр культуры и разразился. Я тоже, кстати, вхожу в Общественный совет при Министерстве культуры. Может быть, это мое последнее выступление в качестве члена этого Общественного совета, потому что, ну, уж совсем никак реагировать на это нельзя. 

О, открылось! Слушайте, может, мне надо было как-то сразу? «У президента копия ядерного чемоданчика». Нет. Сейчас я отвечу. А, я начал читать! Вы знаете, чего я вам скажу? У нас 3 человека имеют ядерные коды. Вот, в США – 2, а у нас – 3 человека: это президент, министр обороны и начальник Генштаба. В США – это президент и министр обороны. Правило 2-х ключей. А у нас – 3-х. Ну, не знаю, как это устроено. У Горбачева спросите Михаила Сергеевича, как это устроено. Я – не знаю. Но тем не менее.

Так вот. Владимир Ростиславович Мединский, мой дорогой друг разразился речью по поводу финансирования государством создания художественных фильмов и сказал совершенно удивительную фразу о том, что «да, мы будем финансировать фильмы (я близко к тексту – если я ошибся, поправьте), будем финансировать фильмы, да, нам нужны фильмы о Бородино, а не ваши духовные терзания». Ну, совершенно вспоминается «Тут и сел старик» (под стариком я имею в виду себя, конечно), потому что только благодаря духовным терзаниям творцов... Вообще у творцов должны быть духовные терзания, потому что духовных терзаний не было даже у Буратино. Не, у Буратино тоже были духовные терзания – куда идти, в школу или Кекс-Пекс-Фекс. Так вот, к сведению Владимира Ростиславовича, только тот художник, у которого есть духовные терзания, духовные сомнения, в том числе и по Бородино... Почитайте, кстати, воспоминания Сергея Федоровича Бондарчука, как он снимал по Толстому «Войну и мир». Именно духовные терзания делают человека человеком. Не знаю, есть ли духовные терзания у мышей (наверное, какие-то зачатки есть) или у крыс. У крыс точно есть. У змеев – не уверен. Но это странное заявление от министра культуры. Вот, хочется, как бы, поверить, что это не он сказал, или это он сказал в состоянии тяжелого нервного стресса – может, у него там что-то «стресслось». 

На самом деле, если говорить о Бородино, почему фильмы о Бородино не могут быть о духовных терзаниях? Если вы помните «Войну и мир», уважаемый Владимир Ростиславович, а поскольку мы на «ты», Володя, то, в общем, князь Андрей, уходя... Да? Вот оно небо Аустерлица. Он, слава богу, не ушел тогда, на Аустерлице не погиб. Он духовно терзался, русский офицер. Да? Вы помните, о чем он думает, да? Это не люди, у которых нет духовных терзаний, это заготовки, деревяшки. А уж у художника, а уж кинематографиста!.. Нет, ну, есть, конечно, которые лепят без духовных терзаний. Вы хотите такое кино российское, такую славу российскую? Я думаю, что это совершенно странная история. 

Что касается исторической достоверности, о которой меня спрашивают. Послушайте, ну, это несерьезная вещь, потому что историческая достоверность – она в сумме, да? Отдельный факт может быть исторически достоверен, отдельный вывод может быть достоверен. Но свидетельства... Ведь, историю пишут люди, свидетели, победители. Если победитель пишет историю, это историческая достоверность? Или нет? Вот, победитель. Мы знаем, он – победитель, он пишет историю. Это исторически достоверно? Вы можете, там, понять, что этот человек написал вам правду, ничего кроме правды и всю полную правду? Ну, конечно же, нет. Ну, естественно, нет. То есть нормальный человек понимает, что нет, что нужно смотреть со всех сторон, нужно смотреть, учитывать все мнения. Да, ваше мнение складывается под влиянием людей, у которых нет духовных терзаний. Ну, тогда мне вас просто жалко. 

Вот я повторяю, Буратино, когда он стал Буратино, у него были духовные терзания. Но пока он был поленом, то есть заготовкой, я думаю, что у него не было духовных терзаний. Но, может быть, даже там были, Владимир Ростиславович? Поэтому где ж вы найдете режиссеров, у которых нет духовных терзаний? Это уже будут не режиссеры, это будет неизвестно что. 

Поэтому, дорогие друзья, я с вами прощаюсь. Мы с вами провели замечательный час. Я даже не знаю, с кем я вас сейчас оставлю. Не, я знаю, я с Всеволодом Бойко вас оставлю – он придет и какие-нибудь гадости... Как обычно. Сейчас будет 3-минутный выпуск гадостей от Всеволода Бойко. Что-нибудь опять украли, убежали, подожгли, сожгли, запустили, упало и так далее. Это его обычное состояние духа в 22 часа вечером в субботу. Счастливо.