С.КОРЗУН: Всем добрый вечер. Программа «Без дураков», замечательная возможность поговорить обо всем в жизни, а не только о том, что происходит непосредственно сейчас. Моя гостью - телеведущая Ксения Собчак. Вы себя определяете только как телеведущая, или как кто? Политик?
К.СОБЧАК: Телеведущая, журналист, общественный активист.
С.КОРЗУН: Брэнд?
К.СОБЧАК: Брэнд? Не знаю, для кого-то, наверное, и бренд.
С.КОРЗУН: Редкий человек так раскрывается общественности как вы В качестве предисловия - ваш уход из «Дом-2» знаменует какую-то ступень в вашей жизни?
К.СОБЧАК: Безусловно. Все-таки 8 лет, первая телевизионная работа и, безусловно, какой-то этап, который я внутренне уже переросла, с другой стороны, долгое время достаточно тяжело было принять такое решение – я его приняла наконец-таки и сейчас чувствую, что какая-то дверь закрылась окончательно.
С.КОРЗУН: Я о другом, о чем-то более глубинном. Если коротко – вашу биографию можно изложить так: ребенок, недолюбленный родителями в детстве из-за их большой загруженности приезжает в Москву учиться, там попадает в плохую, или, наоборот, для других хорошую, замечательную компанию, отвязывается на полную катушку, а потом на каком-то этапе к нему приходит осознание того, что не совсем так делается в жизни, вокруг него. Я об этом этапе – он случился?
К.СОБЧАК: Он случился. Но я в принципе не очень верю, что можно что-то почувствовать или осознать за один день или за одну минуту. Это все равно процесс накопительный. Поэтому сказать, что то решение, которое я приняла несколько месяцев назад, или мой первый выход на митинги это решение одного момента, было бы не совсем правильно. Это все равно некий этап, этап взрослей. В жизни вообще есть постепенность бытия – тебе что-то интересно, ты что-то делаешь, потом делаешь что-то по инерции, а потом перестаешь что-то делать, тебя начинают интересовать другие вещи. Поэтому, скорее, это был процесс, который уже шел несколько лет и это просто некая точка, которая видна миру, видна общественности. Но это не вопрос одного дня или одного озарения.
С.КОРЗУН: На ваше интервью многие ссылаются. В том числе, в «Афише»: «Мейнстримом следующего отрезка жизни, который мы проживем, станет ругать власть. Это будут делать самые конъюнктурные, подлые люди. Раньше власть ругала интеллектуальная элита, образованная элита, а сейчас власть начал ругать весь российский Быдлостан».
К.СОБЧАК: Я эту свою фразу уже комментировала, кстати, комментировала ее в эфире «Эхо Москвы», но сделаю это еще раз. Я считаю, что данный текст говорит о том, что у меня, помимо прочих, обнаружились еще хорошие пророческие таланты. Потому что я готова подписаться под каждым словом и сейчас. Это тот редкий случай, когда я абсолютно угадала ситуацию
Я имела в виду следующее – безусловно, вначале протест представлял собой на разных стадиях людей, которые составляли интеллектуальную элиту нашей страны. Но чем дальше в лес, как говорится, тем больше мы понимаем, что к этому движению и эти ценности начинают разделять, - может быть, даже отчасти не разделяя, - совершенно странные люди. В том смысле, что либо они никогда точно не могли иметь к этому отношение, либо это люди, которые, к сожалению, представляют собой самые маргинальные слои общества. И в этом смысле меня это тоже пугает.
С.КОРЗУН: Но вы же отчасти присоединились к этому направлению от того, что - про Путина не скажу дурного слова, потому что особые отношения. Не уверен, но мне кажется, что уже настал тот этап, когда Путин делает что-то неправильно, я не во всем с ним согласен.
К.СОБЧАК: Наверное, не очень корректно себя комментировать, лучше, когда комментируют другие люди, но мне кажется, что то, что произошло на Болотной, на Сахарова зимой – это была какая-то поразительная энергия гражданского единения. Я говорю не об этих событиях, а о том, что произошло чуть позже – это как раз была точка, когда вся эта энергия накопившаяся, на мой взгляд, праведного гнева, желания справедливости, выхлестнулась на улицы.
Я говорю о том, что стало происходить позже – безусловно, началась некая маргинализация протестного движения – это тоже очевидно: те люди, которые стали приходить – конечно, не все, лишь некоторая часть, - но стали гораздо более агрессивные лозунги выдвигать, стали более агрессивно настроены, более того, появились вообще удивительные прецеденты, когда власть стали ругать, - как я писала, - самые конъюнктурные, самые подлые люди. Потому что, простите, когда в эфире «Собчак живьем», Василий Якеменко, со всем своим бекграундом говорит мне о том, как он тоже готов ругать власть, бороться за власть, что он не хочет жить в этой эпохе феодализма – это, мягко говоря, наводит на мысль о том, что текст 2010 года в «Афише» был пророческим.
С.КОРЗУН: Подождите, а Гудковы, отец и сны, Удальцов, Навальный – они тоже достаточно жестко действуют. Они относятся к этим маргиналам, в вашем понятии?
К.СОБЧАК: В моем понятии нет. Но это категории достаточно субъективные, поэтому я говорю о своем мнении, и оно может не совпадать.
С.КОРЗУН: Что для вас олицетворяет «быдляческий протестный дух»? Это ультраправые движения, националистические, или кто?
К.СОБЧАК: Я бы не стала называть целиком какое-то движение. Вообще «быдлячество» - это серая агрессивность для меня. Серая, непросвещенная агрессивность. Она не связана с партийной принадлежностью или с идеологией той или иной партии. Для меня, когда я говорю «быдло», я имею в виду людей, если в двух словах - агрессивная серость. Для меня это является синонимом слово «быдло». Для вас это может быть совершенно другой синонимический ряд. В этом смысле я бы не стала говорить о партиях. Если мы говорим о людях, то тот тренд, который мне кажется опасным – это то, что, в том числе 6 мая, - и меня не было, отчасти и по этой причине на митинге протестном, - появились другого рода люди, которые уже выходили не с плакатами «за легитимную власть», как это было на Болотной, и меня это очень порадовало – люди произносили эти слова и понимали, что эти слова значат. А 6-го это была энергия очень агрессивная, и «Путина на нары» было самое мягкое, что там звучало. И с этим, честно говоря, не очень хочется ассоциироваться. Просто потому что мне кажется, что этот путь тоже никуда, это путь в совсем темную агрессию, а следовательно, может быть, в гражданскую войну.
С.КОРЗУН: Вы, конечно, в курсе, что вас готовы принести в жертву на алтарь новой перестройки, демократизации, либерализации, - например: «Возьмите на себя роль объединителя всех оппозиционных сил», «Не пора ли создать Комитет Надежды?», «Скажите, наконец, прямо – вы в оппозиции, или около, вы в протестном движении всерьез или надолго?». Мне лично кажется, что от вас до политики еще огромное расстояние. Вы как себя определяете?
К.СОБЧАК: Это вопрос не готовности и не тех слов, которые я бы сейчас произнесла. Невозможно предугадать, к чему ты можешь быть готов, к чему не можешь быть готов. Я, например, думала про себя, что я совсем по-другому буду реагировать на обыски, травлю и то, что происходит в моей жизни, честно говоря, я удивляюсь своим реакциям - насколько я сумела спокойно пережить этот период, мягко говоря. Поэтому невозможно говорить о том, что ты сам про себя не знаешь. Вот когда начнут происходить какие-то события, только тогда ты сможешь себя в них познать.
По поводу оппозиции – безусловно, в этом смысле я нахожусь в оппозиции. Я не считаю себя политиком, это действительно требует образования, других навыков, опыта. Я считаю, что это действительно большой шаг. Другое дело, что я, со своей стороны, наверное, с удовольствием сделала бы все, чтобы эти оппозиционные силы объединились, и, проведя огромное количество разговоров на эту тему, обсуждая какие-то планы, стратегии, - к сожалению, я все время сталкиваюсь с тем, что сделать это крайне трудно. Потому что главная болезнь демократов осталась неизменной с 90-х годов – это превалирование собственных амбиций над общим делом. И если мы с этой бедой в очередной раз не сумеем справиться, то, к сожалению, боюсь, что это общее дело может быть обречено.
С.КОРЗУН: Но вы чувствуете, что вас в политику тянут? Некоторые вас называют «женой декабриста», то есть, вроде как страдаете невинно из-за того, что вас спутник, друг, занимается активно политикой?
К.СОБЧАК: Знаете, скорее меня туда достаточно активно выдавливают. Здесь вопрос внутреннего стержня и характера. Потому что, конечно, любого другого человека вся эта ситуация несправедливости происходящего должна озлобить и кинуть в объятия самой радикальной оппозиции. Но я, что называется, держусь, - то есть, я понимаю, что просто не имею право перед обществом, перед страной свои личные обиды и эмоции по поводу несправедливости происходящего перемещать в политическую плоскость. И с одной стороны да, я понимаю, что это полный беспредел, беззаконие и несправедливость, но с другой стороны, я не доставлю всем этим людям роскошь увидеть меня в такой совсем радикальной части протеста. Потому что это просто не соответствует моим политическим убеждениям и личное не должно перевешивать общественное.
С.КОРЗУН: Хороший вопрос от Майлд: «Жизнь начала проверять ваши принципы, что вас может заставить отказаться от права быть собой и говорить то, что думаешь?»
К.СОБЧАК: Правда, хороший вопрос. Какой-то, наверное, совсем жесткий выбор между жизнью близких людей и их свободой, и этой ситуацией. Мне сложно представить, но я не исключаю, что есть такие ситуации, в которых я разведу руки и скажу: ребята, если так ставится вопрос, то я отхожу.
С.КОРЗУН: Слушатели дают несколько вариантов: «До какого предела вы готовы зайти в своем противостоянии власти? До разорения, полного запрета на профессию, до тюрьмы? Уверена, вы об этом задумываетесь».
К.СОБЧАК: задумываюсь. Но знаете, запрет на профессию по факту уже сущ5ствует, я могу работать только на очень нишевых независимых каналах, радио. По поводу денег – тоже, собственно, их так забрали, и так…
С.КОРЗУН: По поводу приглашений на корпоративы? Это тоже под запретом?
К.СОБЧАК: Но это же взаимосвязанные вещи – нет, не распространяется, но я как взрослый, умный человек понимаю, что это напрямую связано с появлением в телевизоре – это вещи вполне связанные – заработки и то, насколько ты востребован на федеральных каналах.
С.КОРЗУН: С другой стороны Шендерович как-то не очень по этому поводу огорчается, потому что всегда найдутся люди, которые позовут.
К.СОБЧАК: Может быть, и найдутся. Для меня этот вопрос не является чем-то, о чем я думаю. Я считаю, что будут корпоративы – хорошо, не будут - не будут. Я не могу сказать, что я рефлексирую на эту тему. Меня большезаботит жизнь моих близких, моей мамы, например, - вот перед ней я себя чувствую очень виноватой. Потому что она оказалась через меня втянута в какую-то историю, в которой она может по факту пострадать из-за меня – вот это мне стыдно, это меня беспокоит.
С.КОРЗУН: К семье еще вернемся. «Ваша мама на днях говорила, что вы не хотели идти в политику, а кто-то вас заставил» - вас действительно кто-то заставил, не было причины?
К.СОБЧАК: Причин достаточно много – я о них неоднократно говорила. Но если говорить о своем личном пути, если мы отставим в сторону то, о чем я говорила не раз – по поводу общей ситуации в стране, ощущения справедливости, рокировки, и так далее.
Если говорить про собственную судьбу, в какой –то момент ты, как Алиса в Стране Чудес, дорастаешь до какого-то потолка, этот домик тебе мал, ты растешь, и ты не можешь там оставаться – во всяком случае, это то, как я это чувствовала. И я поняла, что я хочу расти и попробовать – не знаю, получится это у меня, или нет, - заниматься другими вещами, более серьезными проектами, более серьезной журналистикой. Попробовав это делать, я сразу получила по рукам. Я человек, который привык не сдаваться. Я получила по рукам один раз, второй раз, третий. Сняли программу с телевидения, это запретили, туда сказали не соваться. А дальше у тебя не остается выхода для твоего творческого роста, для ощущения самоуважения.
То есть, в какой-то момент ты встаешь перед выбором: либо ты всю жизнь ведешь программу «Дом-2» и объявляешь Диму Белана на концертах Первого канала, либо ты должен от этого отказаться и начать совершенно другую жизнь – если ты хочешь попробовать реализовать себя в чем-то другом. У нас, к сожалению, западного принципа, когда ты плавно можешь начать меняться и менять профессию, менять свои интересы, невозможно. Потому что ситуация такая: запрет по факту на любую политическую журналистику.
С.КОРЗУН: Мне кажется, что смысл вопроса был в другом: был ли кто-то, кто вас заставил, по словам нашего слушателя?
К.СОБЧАК: В каком смысле? Пришли с пистолетом, сказали: Ксения, мы ждем тебя на митинг, приходи? - такого не было. Это как-то странно.
С.КОРЗУН: Но Илья Яшин повлиял на ваше решение участвовать?
К.СОБЧАК: Знаете, я не очень люблю обсуждать свою личную жизнь, но если это интересно – мы познакомились на втором митинге. Я на первый митинг пришла на Болотную, я была там в толпе людей и совершенно не думала, что это вызовет такой резонанс. Если вы помните эти события, - кто-то в «Твиттере» вывесил мою фотографию на митинге. Потом она попала в новости Первого канала, потом началась какая-то раскрутка этой истории и дальше уже, на следующем голосовании среди выступавших, я выиграла возможность выступить на Сахарова. И там я познакомилась с Ильей Яшиным, то есть, это было уже после первого митинга.
С.КОРЗУН: То есть, не было конкретно человека, который вынудил.
К.СОБЧАК: Есть люди, и сейчас такие люди есть, которые на меня влияют - это нормальный процесс. Но сказать, что был один человек, который так сильно и радикально на меня повлиял, наверное, будет преувеличением.
С.КОРЗУН: И еще вопрос по теме перемен. Корпакс: «Со многим соглашаюсь из декларируемых вами политических взглядов, отчасти поэтому мне кажется, что вас качнуло из одной крайности в другую. Спрашивать ничего не буду, просто пожелаю скорейшего выздоровления. С людьми, с которыми вы сейчас, вряд ли вам по пути – если, конечно, ваши декларации искренни, как хотелось бы верить». Прокомментируете?
К.СОБЧАК: Меня никуда не качнуло – меня качнули. Я со многими нашими главными оппозиционными лидерами расхожусь и в средствах и в их действиях, и в их заявлениях. Поэтому, скорее, это общественное мнение, которое всегда ставит меня в один ряд с другими главными оппозиционными лидерами. Нас объединяет во многом желание действительно честных выборов, демократизации, и так далее. Но по методам, по решениям этой ситуации я далеко не всегда согласна.
Принципиально я не согласна со следующим – если говорить четко и в нескольких словах, - принципиальны мои расхождения с Удальцовым, с навальным, Яшиным и другими в следующем: я считаю, что идти с бескомпромиссной позицией «Путин в отставку». «Путин уходи», и мы не будем вести никаких переговоров, на данной стадии это нецелесообразно и не вполне конструктивно, потому что это невыполнимая задача, потому что совершенно непонятно, зачем тогда в такой ситуации человеку садиться за стол переговоров, если в его руках вся полнота власти, легитимно признанные выборы международным сообществом и достаточно серьезная поддержка населения.
И этот путь – стенка на стенку, такая жесткая, бескомпромиссная позиция, она приводит только к обострению ситуации, а не к решению внутри этой ситуации. Поэтому это я не разделяю. Я считаю, что, к сожалению, несмотря на то, что, может быть, это был бы какой-то вариант, который устроил бы большинство людей, которые выходят на площади, - к сожалению, он на сегодняшний момент невозможен. Политика это искусство возможного. Поэтому из возможных вариантов нужно находить и пытаться найти тот, который бы реально был компромиссом. Этот вариант не является компромиссным для власть предержащих людей, и это нужно, к сожалению, понимать.
С.КОРЗУН: Два слова о вашем отце. Не секрет, что имя Собчака, вашего оцта, вызывает у одних гнев, у других наоборот, демократическую радость. Вы лично имя вашего оцта готовы защищать во всех обстоятельствах?
К.СОБЧАК: думаю, что имя моего отца не нуждается в защите. Это имя, во всяком случае для меня, и не только отца, но и человека, который очень много сделал для моего родного рода. И то, что он вернул городу историческое имя, что он был в этом городе в самое тяжелое для него время в новейшей истории и то, что, может быть, многое не получалось из-за неопытности, отсутствия навыков в политике на тот момент не только у него, но и у многих его современников, это тоже, наверное, факт жизни, каким он был. Мне кажется, что мне некорректно защищать или не защищать человека, которого я безмерно любила и который является моим отцом, и я даже не думаю, что этого кто-то будет от меня требовать. Потому что я очевидно не смогу быть объективна здесь. А когда человек не может быть объективен, его мнение вряд ли может быть по-настоящему ценным. Понятно, что для меня мой отец всегда будет, прежде всего, моим отцом и самым любимым мною человеком.
С.КОРЗУН: То есть, ответ скорее «да», потому что есть люди, которые продолжают нападать на Анатолия Собчака. Но мы поговорим об этом после перерыва.
НОВОСТИ
С.КОРЗУН: Продолжаем программу с той точки, которую начали. «Что вы знаете о Юрии Шутове, почему его приговорили, какую угрозу он представлял? Он работал у Собчака до Путина». В семье поднималась эта тема? Напомню, что этот человек сидит по обвинению в заказе убийства, у него пожизненный срок, он с 1999 г. за решеткой.
К.СОБЧАК: Сказать, что он работал с моим отцом – это преувеличение.
С.КОРЗУН: В администрации.
К.СОБЧАК: Это было очень короткое время, на самом первом периоде. И потом Собчак, очень быстро осознав, что это за человек, его уволил, после чего озлобленный Шутов начал писать какие-то совершенно мракобесные вещи, которые некорректно обсуждать, но помимо всего прочего, это человек, осужденный за ряд убийств – мы даже не говорим сейчас о мошенничестве, или каких-то других преступлениях, а просто о бытовых убийствах. Поэтому обсуждать преступников очень странно.
С.КОРЗУН: «Знаете ли вы о фактах, обнародованных Мариной Салье о деятельности вашего оцта и Путина? Считаете ли вы, что смерть вашего отца связана с Путиным?»
К.СОБЧАК: Марина Салье это еще один пример человека, который конкурировал с моим отцом на первых выборах в Санкт-Петербурге - она проиграла ему, и видимо, это очень долгое время не давало ей покоя. Собственно, с тех времен она писала свои пасквили.
С.КОРЗУН: То есть, всерьез вы это не принимаете как угрозу доброму имени отца. Спрашивают, будут ли какие-либо мероприятия, посвященные 75-летию вашего отца?
К.СОБЧАК: Безусловно. В очередной раз мы будем готовить фильм документальный и выпуск книги, и в Санкт-Петербурге пройдут какие-то торжества, связанные с этим.
С.КОРЗУН: Расскажите вообще об истории фамилии. Отец родился в Чите.
К.СОБЧАК: Так как у нас в стране, до сих пор, к сожалению, не только гомофобия, но и антисемитизм очень распространенная вещь, все плохое у нас принято связывать с евреями, почему-то очень часто даже в «Твиттере» мне все время сыпятся проклятия. Я, как человек, который очень остро к любому национализму относится, в принципе уже готова подписаться под тем, что Собчак это еврейская фамилия, хотя это, мягко говоря, совсем не так. Во мне течет четыре крови, мой отец наполовину чех, наполовину поляк, дедушка был поляк, бабушка чешка, а по маминой линии бабушка русская, классическая. Из Пскова. Валентина Владимировна Хлебосолова, а дедушка еврей. Борис Моисеевич Нарусович. Который впоследствии. Уже пройдя войну, в сталинские времена поменял фамилию, стал Нарусовым. Фамилия Собчак, кстати, одна из самых распространенных фамилий в Польше – Собчак это как Иванов.
С.КОРЗУН: Насколько далеко просматривается по генеалогическому древу история?
К.СОБЧАК: Дедушка был красноармейцем, жил какое-то время в Чите. К сожалению, не могу сказать, что знаю глубоко историю – скорее до родственников своих родителей.
С.КОРЗУН: А со сводным братом и сестрой поддерживаете отношения, с детьми Анатолия Александровича от первого брака?
К.СОБЧАК: К сожалению, нет. Мы виделись несколько раз на каких-то мероприятиях, связанных с моим отцом. Но мы всегда приглашаем Машу, у нас большая разница в возрасте, и она живет своей, обособленной жизнью.
С.КОРЗУН: А маленькие Собчаки когда появятся?
К.СОБЧАК: В планах нет пока.
С.КОРЗУН: Пока другие планы. Дунант: «На мартовских выборах был популярен клип, снятый вами на одном из участков: молоденькая девушка по воле нехороших людишек была вовлечена в скандал из-за двойного голосования. Вы обещали это вопиющее нарушение довести до логического конца. Каков он, этот конец?»
К.СОБЧАК: Этот конец был, я выкладывала материалы в «Твиттере» по поводу этого дела. Я дошла до Чурова, и позже, уже придя в мою программу «Собчак живьем» г-н Чуров принес документы о том, что эти списки были аннулированы, голосования по этим спискам были аннулированы, но фактов для возбуждения каких-то уголовных дел или обнуления результатов голосования по участку он не усматривает. У меня был только один вопрос – конечно, я не являюсь главой ЦИК, но мне не очень понятно, как можно обнулить список внутри участка для голосования – насколько мы знаем, голосование анонимное, и я не очень понимаю, как его можно постфактум обнулить. Я пыталась выяснить эту ситуацию, Чуров принес официальные документы, но я до конца не поняла этого объяснения – как именно из уже отправленных бюллетеней вычленялись бюллетени этого списка «Металлистинвеста». Но решение официальное было, что этот список был аннулирован, признан фальсифицированным, а голосование по участку, - чего я добивалась, - отменено не было. Потому что было не найдено состава преступления.
С.КОРЗУН: Ситизен: «Ваш адвокат далеко не рядовой неоднократно информировал о подаче исков против незаконных действий органов в отношении вас. Поясните состояние дел с этими исками?»
К.СОБЧАК: Состояние таинственное – мы это так называем. Все иски были поданы, пришел первый ответ от Следственного комитета, что деньги они вернуть на данный момент не могут. По какой причине, не совсем понятно, потому что по нашему законодательству либо эти деньги должны быть признаны вещьдоком по делу 6-го мая, - что абсолютнейший абсурд. Потому что даже при всех стараниях СК не очень понятно, как их можно присобачить к вещьдоку, - то есть, это очень тяжело будет сделать, хотя я не сомневаюсь в талантах СК.
С другой стороны, если они считают, что если совершены какие-то налоговые преступления, то они тоже должны завести уголовное дело, предъявить мне состав этих преступлений и далее уже мы будем защищаться и опровергать те факты, которые они нам предъявят. Этого тоже сделано не было, - повторяю, никакого уголовного дела по налоговым нарушениям пока не возбуждено. Но даже в случае, если вдруг они смогут такое дело каким-то хитрым образом сконструировать, деньги в любом случае нужно вернуть, потому что налоговые претензии – у меня есть все основания показать, что даже если они есть, хотя я не очень понимаю, как они могут возникнуть, - мы готовы погасить.
С.КОРЗУН: До уголовного дела идет обычная проверка, наверное.
К.СОБЧАК: Камеральная проверка.
С.КОРЗУН: Вас это коснулось каким-то образом?
К.СОБЧАК: У меня все документы в порядке, я считаю, что проверка дело хорошее, пусть проверяют, все декларации у меня есть, я все их готова предъявит их в любой момент, они уже сделали запрос в налоговую - я считаю, что это правильно, наше государство должно проводить такие проверки, и мы все должны платить налоги, - у меня тут нет никакой претензии в этом смысле, и бояться мне тут совершенно нечего. Вопрос, что после этой камеральной проверки мне бы хотелось все-таки получить ответ, на каком основании удерживаются эти деньги.
С.КОРЗУН: Несколько вопросов по ролику, который недавно появился в сети. Розенблюм: «Слышал, что вы хотели снять ответный клип – как бы было классно».
К.СОБЧАК: Мы уже сняли, он скоро появится, мы находимся на последних стадиях монтажа - учитывая те события, которые сейчас происходят в нашей стране, я думаю сейчас не самые лучшие дни для юмора, но я обещаю, что этот клип в сети обязательно появится. Это будет не просто клип, а еще и реклама.
С.КОРЗУН: Реклама чего?
К.СОБЧАК: Одного замечательного банка. Поэтому я не просто сняла клип, я еще и чуть-чуть заработала денег в конвертах.
С.КОРЗУН: По конвертам сами раскладываете?
К.СОБЧАК: Конечно.
С.КОРЗУН: Вопрос по «Дому-2»: «Ваш личный выбор, или как с премией МУЗ-ТВ – давление сверху?» - Элоис.
К.СОБЧАК: Если бы было давление, я бы об этом сказала. Это мой личный выбор. Причем мы это решение обсудили уже давно. То есть, те сливы про Веру Брежневу, про какой-то уход из «Дома-2», который появился два-три месяца назад я свожу на непорядочность людей внутри организации на более мелких постах. Потому что я пришла с этим решением несколько месяцев назад, когда мне стало очевидно, что общественная жизнь страны волнует меня гораздо больше, чем жизнь участников телепроекта. Я пришла к гендиректору Роману Петренко, и он попросил меня доработать тот срок, который я обязана по договору доработать. Я сказала, что, безусловно, это сделаю и предупредила, что дальше контракт я продлять не буду. Ну а дальше на этом начались какие-то спекуляции.
С.КОРЗУН: Внутреннее отношение к этому проекту не изменилось? Контра-Про: «передача – дебилизатор-растлитель. Не удивляйтесь, что всю свою жизнь будете нести на себе печать этой мерзости», «В вашем «Доме-2» много лет программировали молодежь на наглость и эгоизм. Не «Дом-« ли пожирает вас сейчас?»
К.СОБЧАК: Я вообще против категоричных суждений, тем более против того, чтобы их комментировать. Я считаю, что люди, которые относятся с ненавистью и нетерпимостью к чему бы то ни было - «Дом-2», или люди другой национальности, другого интеллектуального развития – это всегда зло, которое порождает только зло. Я считаю, что этот период был в моей жизни, говорить сейчас о том, хороший он был, плохой, сделал бы я этот выбор 8 лет назад, или не сделала, сейчас бессмысленно. Прошлое изменить невозможно – оно такое, какое оно есть. Мы можем менять то, что будет происходить с нами сейчас, сегодня, завтра и в нашем будущем. А всю жизнь жить прошлым и думать о том, как там было и правильно ли я поступила? – это уже было, исправить это невозможно. И, наверное, без «Дома-2» не было бы многого другого в моей жизни. Я бы не умела так противостоять критике, не умела бы отвечать на нападки, не имела бы возможности общаться с простыми людьми совершенно не из моего социального среза, чтобы лучше их понимать. И, наверное, не было бы массы других позитивных моментов, которые точно тоже за эти 8 лет там были.
С.КОРЗУН: Что впереди из других проектов? Марта: «Госдеп-2» на «Снобе» - умерли?»
К.СОБЧАК: Нет, но просто как все такого рода большие, дорогостоящие программы, ушли в отпуск, с сентября вернутся - это нормальная телевизионная и интернет-практика. Поэтому с сентября будут новые выпуски и «На Пике» и «Госдеп-2» и какие-то проекты на «Дожде», радио - будут продолжаться. То есть, по мере ого, как это будет возможно и насколько меня перестанут в этом смысле травить и выгонять, я буду это делать.
С.КОРЗУН: А журнал это всерьез - я имею в виду «Эс-Эн-Си»?
К.СОБЧАК: Безусловно. И знаете, мне очень интересно и радостно над этим работать. Потому что это будет совсем не политический журнал, при том, что он полностью поменяет свое лицо, не будет иметь никаких ассоциаций с тем, что было раньше, - во всяком случае, я на это очень надеюсь. Первый номер под моим руководством выйдет уже в сентябре. И мне бы очень хотелось, чтобы этот журнал стал знаковым журналом для молодых москвичек с очень разными интересами, для модной городской жительницы – там будет много про искусство, моду, культурные мероприятия в Москве, - про все то позитивное, чего нам сейчас, может быть, так не хватает в наше смутное время.
С.КОРЗУН: Политически позитивное тоже будет?
К.СОБЧАК: Я намеренно хочу, чтобы там был минимум политики. Если она и будет туда просачиваться, то только через опосредованные темы. Именно потому, - знаете, нужно бить из всех орудий. С одной стороны, есть поле для политики, с другой стороны должно быть обязательно поле для нормальной позитивной жизни. И это поле это тоже поле политики на самом деле. Потому что люди, которые будут читать подобные журналы, которые будут понимать, что такое хороший вкус, что такое по-настоящему модно, что такое прогрессивность в том или ином проявлении, - эти люди уже никогда не будут теми, кто будет голосовать за «Единую Россию» - это вещи, на мой взгляд, абсолютно взаимосвязанные. Потому что большие противоречия с нашей властью лежат именно в эстетическом поле, и это хорошо, потому что, в конце концов, эстетика может победить очень многое. И эстетика молодых людей, нового поколения, настолько другая, эта энергия настолько другая, люди другие, что заставить их жить даже с точки зрения культуры, эстетики и вкуса в этих рамках, будет невозможно через какое-то время.
С.КОРЗУН: Пермь-Энерго, вопрос про аккаунт: «Ксению Собчак читают 4, до этого несколько лет был О. Это победа здравого смысла над эгоизмом? Вас действительно стало интересовать мнение других людей, или?»
К.СОБЧАК: Во-первых, уже старая информация – у меня уже 36 человек, кого я читаю. Это просто желание в какой-то момент саму себя сохранить от огромного масштаба и количества информации. Я смотрела до этого ее на новостных сайтах, понимая, что это огромный объем.
С.КОРЗУН: В адаптированной форме.
К.СОБЧАК: Да, сейчас у меня это отнимает огромное количество времени, и вообще «Твиттер» и все эти технологии съедают катастрофически много времени – это главный бич в нашей современности.
С.КОРЗУН: Вспоминают о молодежном движении 2006 г. «Все свободны» - тогда ваша мама вместе с вами представляла это движение.
К.СОБЧАК: Людмила Нарусова не представляла, приходила меня поддержать.
С.КОРЗУН: Все умерло? все перестали быть свободными?
К.СОБЧАК: Тогда эта идея была менее актуальна, как ни странно, чем сейчас, а сейчас просто не то время, чтобы создавать какие-то партийные организации. Планировалось, что это будет интернет-комьюнити людей, которые смогут общаться друг с другом, какое-то противопоставление той «нашисткой» структуре, которая на тот момент цвела бурным цветом.
С.КОРЗУН: Здесь «Твиттер» фактически заменил?
К.СОБЧАК: Заменил. И стало больше людей, которые в этом нуждались. Может быть, в то время это не было настолько актуально, как в то время не могла состояться, образно говоря, Болотная. При всей наивности этой идеи тогда - сейчас я понимаю, что конечно, это была наивная идея - небольшой организацией и несколькими выступлениями противостоять огромной кремлевской махине под названием «Наши» - конечно, это было прекраснодушие. Но тогда и не было такой востребованности, это не воспринималось как что-то, с чем нужно бороться, себя противопоставлять, делать что-то другое. Может быть, это был чуть наивный проект.
С.КОРЗУН: Пикировка с Якеменко закончилась?
К.СОБЧАК: Пикировки не было, было прекрасная программа – посмотрите, я очень горжусь, - у нас получился прекрасный разговор. Он приходил ко мне на «Дождь», мы беседовали с ним. Мне кажется, он уже отыгранная фигура. Другое дело, что жаль, что, к сожалению, огромное количество людей из политики уходят, имея такую репутацию, как Василий Якеменко, и далее ничем за это не платя – никаких ни расследований, ни преследований. Вот пожил человек, отработал бюджеты, прожил какую-то жизнь в политике, ушел, и я уверена, что сейчас он прекрасно себя чувствует, наслаждается жизнью, пирогами.
С.КОРЗУН: Чувствую, что вам жаль, что он ушел.
К.СОБЧАК: Нет, мне не жаль. Я просто за то, чтобы всегда какая-то справедливость могла восторжествовать, а здесь ощущение, что был какой-то масштабный проект-тире-афера, - который закончился, и ничего дальше за этим нет. Знаете, когда было «МММ» Мавроди все-таки посадили, хотя он сейчас и вышел на свободу и опять что-то подобное создает. А здесь даже этого промежутка нет, - тут никого не сажали, никто на свободу не выходил. Ну, был один проект-афера, закончился, - все даже не скрывают, что с ним произошло. Ну, создается какая-то менее масштабная, тоже странная структура. Посмотрим, что будет дальше – я уже ничему не удивлюсь.
С.КОРЗУН: Вопросы о Путине: «Кто кого предал? Анатолий Собчак в «черном списке»? Пишу и боюсь. Это нормально - бояться?» - Найтс.
К.СОБЧАК: В наших чувствах вообще нет ничего ненормального. Ненормальное в другом – когда мы их начинаем скрывать и когда мы начинаем оправдывать эти чувства чем-то другим. Боятся очень многие, и я иногда боюсь, - к сожалению, трусость нам всем присуща. Вопрос только в том, умеешь ли ты преодолеть эту трудность и пойти дальше, или не умеешь. Или, если не умеешь, честно должен в этом тоже признаться и сказать: слушайте, я не могу идти дальше, мне страшно, я не готов, - и это тоже честно, и никто за такой ответ не осудит. Ни меня, ни кого-то другого, ни любого человека, который в каждый момент времени может сказать: все, я больше не могу, мне страшно.
Страшно по-настоящему другое. И я сейчас сталкиваюсь с этим в жизни с моими бывшими близкими. Когда человеку трусливо, - например, со мной общаться, подойти к телефону, что-то сделать. Но вместо того, чтобы об этом честно сказать: слушай, я боюсь, боюсь у себя проблем. Люди начинают внутренне оправдывать это, накручивать на это простое, примитивное чувство страха, какую-то идеологию: а вот на самом деле я этого не делаю, потому что я считаю, что вы там это неправильно делаете, или что это все закончится ужасной и страшной войной и революцией, или чем-то еще. Вот когда это оправдание собственных страхов, это и есть грань подлости и грань нечестности с самим собой. Вот туда ходить нельзя. Ты должен точно внутри себя уметь признавать себе: это просто моя трусость. Это не моя идеология, и это не то, что я хочу поддержать Путина или не Путина, - просто мне страшно.
С.КОРЗУН: «Есть у вас еще надежда на благосклонность дяди Володи?» - Кариес.
К.СОБЧАК: Знаете, у меня этой надежды изначально не было и сейчас нет. Я прекрасно знаю, что Владимир Владимирович человек, который… ну… как же так помягче сказать – не злопамятный, просто у него память хорошая, - вот так я выражу эту мысль. Это было понятно, что для него ощущение лояльности принципиально. Ему кажется, что эту лояльность я предала. У меня свое мнение на сей счет. Я не считаю, что сказать правду в ситуации, когда эта правда это единственное лекарство от страшной, смертельной болезни – что это предать лояльность Я считаю, что как раз настоящий друг найдет в себе силы сказать правду о критической ситуации в стране. И в этом смысле это звучит, конечно, чуть-чуть нагло, но я все-таки скажу: я как раз считаю, что я большой друг нашего президента. Потому что я нашла в себе силы, несмотря на всю ту травлю, которая сейчас происходит в моей жизни, об этом сказать.
К.СОБЧАК: Телеведущая, журналист, общественный активист.
С.КОРЗУН: Брэнд?
К.СОБЧАК: Брэнд? Не знаю, для кого-то, наверное, и бренд.
С.КОРЗУН: Редкий человек так раскрывается общественности как вы В качестве предисловия - ваш уход из «Дом-2» знаменует какую-то ступень в вашей жизни?
К.СОБЧАК: Безусловно. Все-таки 8 лет, первая телевизионная работа и, безусловно, какой-то этап, который я внутренне уже переросла, с другой стороны, долгое время достаточно тяжело было принять такое решение – я его приняла наконец-таки и сейчас чувствую, что какая-то дверь закрылась окончательно.
С.КОРЗУН: Я о другом, о чем-то более глубинном. Если коротко – вашу биографию можно изложить так: ребенок, недолюбленный родителями в детстве из-за их большой загруженности приезжает в Москву учиться, там попадает в плохую, или, наоборот, для других хорошую, замечательную компанию, отвязывается на полную катушку, а потом на каком-то этапе к нему приходит осознание того, что не совсем так делается в жизни, вокруг него. Я об этом этапе – он случился?
К.СОБЧАК: Он случился. Но я в принципе не очень верю, что можно что-то почувствовать или осознать за один день или за одну минуту. Это все равно процесс накопительный. Поэтому сказать, что то решение, которое я приняла несколько месяцев назад, или мой первый выход на митинги это решение одного момента, было бы не совсем правильно. Это все равно некий этап, этап взрослей. В жизни вообще есть постепенность бытия – тебе что-то интересно, ты что-то делаешь, потом делаешь что-то по инерции, а потом перестаешь что-то делать, тебя начинают интересовать другие вещи. Поэтому, скорее, это был процесс, который уже шел несколько лет и это просто некая точка, которая видна миру, видна общественности. Но это не вопрос одного дня или одного озарения.
С.КОРЗУН: На ваше интервью многие ссылаются. В том числе, в «Афише»: «Мейнстримом следующего отрезка жизни, который мы проживем, станет ругать власть. Это будут делать самые конъюнктурные, подлые люди. Раньше власть ругала интеллектуальная элита, образованная элита, а сейчас власть начал ругать весь российский Быдлостан».
К.СОБЧАК: Я эту свою фразу уже комментировала, кстати, комментировала ее в эфире «Эхо Москвы», но сделаю это еще раз. Я считаю, что данный текст говорит о том, что у меня, помимо прочих, обнаружились еще хорошие пророческие таланты. Потому что я готова подписаться под каждым словом и сейчас. Это тот редкий случай, когда я абсолютно угадала ситуацию
Я имела в виду следующее – безусловно, вначале протест представлял собой на разных стадиях людей, которые составляли интеллектуальную элиту нашей страны. Но чем дальше в лес, как говорится, тем больше мы понимаем, что к этому движению и эти ценности начинают разделять, - может быть, даже отчасти не разделяя, - совершенно странные люди. В том смысле, что либо они никогда точно не могли иметь к этому отношение, либо это люди, которые, к сожалению, представляют собой самые маргинальные слои общества. И в этом смысле меня это тоже пугает.
С.КОРЗУН: Но вы же отчасти присоединились к этому направлению от того, что - про Путина не скажу дурного слова, потому что особые отношения. Не уверен, но мне кажется, что уже настал тот этап, когда Путин делает что-то неправильно, я не во всем с ним согласен.
К.СОБЧАК: Наверное, не очень корректно себя комментировать, лучше, когда комментируют другие люди, но мне кажется, что то, что произошло на Болотной, на Сахарова зимой – это была какая-то поразительная энергия гражданского единения. Я говорю не об этих событиях, а о том, что произошло чуть позже – это как раз была точка, когда вся эта энергия накопившаяся, на мой взгляд, праведного гнева, желания справедливости, выхлестнулась на улицы.
Я говорю о том, что стало происходить позже – безусловно, началась некая маргинализация протестного движения – это тоже очевидно: те люди, которые стали приходить – конечно, не все, лишь некоторая часть, - но стали гораздо более агрессивные лозунги выдвигать, стали более агрессивно настроены, более того, появились вообще удивительные прецеденты, когда власть стали ругать, - как я писала, - самые конъюнктурные, самые подлые люди. Потому что, простите, когда в эфире «Собчак живьем», Василий Якеменко, со всем своим бекграундом говорит мне о том, как он тоже готов ругать власть, бороться за власть, что он не хочет жить в этой эпохе феодализма – это, мягко говоря, наводит на мысль о том, что текст 2010 года в «Афише» был пророческим.
С.КОРЗУН: Подождите, а Гудковы, отец и сны, Удальцов, Навальный – они тоже достаточно жестко действуют. Они относятся к этим маргиналам, в вашем понятии?
К.СОБЧАК: В моем понятии нет. Но это категории достаточно субъективные, поэтому я говорю о своем мнении, и оно может не совпадать.
С.КОРЗУН: Что для вас олицетворяет «быдляческий протестный дух»? Это ультраправые движения, националистические, или кто?
К.СОБЧАК: Я бы не стала называть целиком какое-то движение. Вообще «быдлячество» - это серая агрессивность для меня. Серая, непросвещенная агрессивность. Она не связана с партийной принадлежностью или с идеологией той или иной партии. Для меня, когда я говорю «быдло», я имею в виду людей, если в двух словах - агрессивная серость. Для меня это является синонимом слово «быдло». Для вас это может быть совершенно другой синонимический ряд. В этом смысле я бы не стала говорить о партиях. Если мы говорим о людях, то тот тренд, который мне кажется опасным – это то, что, в том числе 6 мая, - и меня не было, отчасти и по этой причине на митинге протестном, - появились другого рода люди, которые уже выходили не с плакатами «за легитимную власть», как это было на Болотной, и меня это очень порадовало – люди произносили эти слова и понимали, что эти слова значат. А 6-го это была энергия очень агрессивная, и «Путина на нары» было самое мягкое, что там звучало. И с этим, честно говоря, не очень хочется ассоциироваться. Просто потому что мне кажется, что этот путь тоже никуда, это путь в совсем темную агрессию, а следовательно, может быть, в гражданскую войну.
С.КОРЗУН: Вы, конечно, в курсе, что вас готовы принести в жертву на алтарь новой перестройки, демократизации, либерализации, - например: «Возьмите на себя роль объединителя всех оппозиционных сил», «Не пора ли создать Комитет Надежды?», «Скажите, наконец, прямо – вы в оппозиции, или около, вы в протестном движении всерьез или надолго?». Мне лично кажется, что от вас до политики еще огромное расстояние. Вы как себя определяете?
К.СОБЧАК: Это вопрос не готовности и не тех слов, которые я бы сейчас произнесла. Невозможно предугадать, к чему ты можешь быть готов, к чему не можешь быть готов. Я, например, думала про себя, что я совсем по-другому буду реагировать на обыски, травлю и то, что происходит в моей жизни, честно говоря, я удивляюсь своим реакциям - насколько я сумела спокойно пережить этот период, мягко говоря. Поэтому невозможно говорить о том, что ты сам про себя не знаешь. Вот когда начнут происходить какие-то события, только тогда ты сможешь себя в них познать.
По поводу оппозиции – безусловно, в этом смысле я нахожусь в оппозиции. Я не считаю себя политиком, это действительно требует образования, других навыков, опыта. Я считаю, что это действительно большой шаг. Другое дело, что я, со своей стороны, наверное, с удовольствием сделала бы все, чтобы эти оппозиционные силы объединились, и, проведя огромное количество разговоров на эту тему, обсуждая какие-то планы, стратегии, - к сожалению, я все время сталкиваюсь с тем, что сделать это крайне трудно. Потому что главная болезнь демократов осталась неизменной с 90-х годов – это превалирование собственных амбиций над общим делом. И если мы с этой бедой в очередной раз не сумеем справиться, то, к сожалению, боюсь, что это общее дело может быть обречено.
С.КОРЗУН: Но вы чувствуете, что вас в политику тянут? Некоторые вас называют «женой декабриста», то есть, вроде как страдаете невинно из-за того, что вас спутник, друг, занимается активно политикой?
К.СОБЧАК: Знаете, скорее меня туда достаточно активно выдавливают. Здесь вопрос внутреннего стержня и характера. Потому что, конечно, любого другого человека вся эта ситуация несправедливости происходящего должна озлобить и кинуть в объятия самой радикальной оппозиции. Но я, что называется, держусь, - то есть, я понимаю, что просто не имею право перед обществом, перед страной свои личные обиды и эмоции по поводу несправедливости происходящего перемещать в политическую плоскость. И с одной стороны да, я понимаю, что это полный беспредел, беззаконие и несправедливость, но с другой стороны, я не доставлю всем этим людям роскошь увидеть меня в такой совсем радикальной части протеста. Потому что это просто не соответствует моим политическим убеждениям и личное не должно перевешивать общественное.
С.КОРЗУН: Хороший вопрос от Майлд: «Жизнь начала проверять ваши принципы, что вас может заставить отказаться от права быть собой и говорить то, что думаешь?»
К.СОБЧАК: Правда, хороший вопрос. Какой-то, наверное, совсем жесткий выбор между жизнью близких людей и их свободой, и этой ситуацией. Мне сложно представить, но я не исключаю, что есть такие ситуации, в которых я разведу руки и скажу: ребята, если так ставится вопрос, то я отхожу.
С.КОРЗУН: Слушатели дают несколько вариантов: «До какого предела вы готовы зайти в своем противостоянии власти? До разорения, полного запрета на профессию, до тюрьмы? Уверена, вы об этом задумываетесь».
К.СОБЧАК: задумываюсь. Но знаете, запрет на профессию по факту уже сущ5ствует, я могу работать только на очень нишевых независимых каналах, радио. По поводу денег – тоже, собственно, их так забрали, и так…
С.КОРЗУН: По поводу приглашений на корпоративы? Это тоже под запретом?
К.СОБЧАК: Но это же взаимосвязанные вещи – нет, не распространяется, но я как взрослый, умный человек понимаю, что это напрямую связано с появлением в телевизоре – это вещи вполне связанные – заработки и то, насколько ты востребован на федеральных каналах.
С.КОРЗУН: С другой стороны Шендерович как-то не очень по этому поводу огорчается, потому что всегда найдутся люди, которые позовут.
К.СОБЧАК: Может быть, и найдутся. Для меня этот вопрос не является чем-то, о чем я думаю. Я считаю, что будут корпоративы – хорошо, не будут - не будут. Я не могу сказать, что я рефлексирую на эту тему. Меня большезаботит жизнь моих близких, моей мамы, например, - вот перед ней я себя чувствую очень виноватой. Потому что она оказалась через меня втянута в какую-то историю, в которой она может по факту пострадать из-за меня – вот это мне стыдно, это меня беспокоит.
С.КОРЗУН: К семье еще вернемся. «Ваша мама на днях говорила, что вы не хотели идти в политику, а кто-то вас заставил» - вас действительно кто-то заставил, не было причины?
К.СОБЧАК: Причин достаточно много – я о них неоднократно говорила. Но если говорить о своем личном пути, если мы отставим в сторону то, о чем я говорила не раз – по поводу общей ситуации в стране, ощущения справедливости, рокировки, и так далее.
Если говорить про собственную судьбу, в какой –то момент ты, как Алиса в Стране Чудес, дорастаешь до какого-то потолка, этот домик тебе мал, ты растешь, и ты не можешь там оставаться – во всяком случае, это то, как я это чувствовала. И я поняла, что я хочу расти и попробовать – не знаю, получится это у меня, или нет, - заниматься другими вещами, более серьезными проектами, более серьезной журналистикой. Попробовав это делать, я сразу получила по рукам. Я человек, который привык не сдаваться. Я получила по рукам один раз, второй раз, третий. Сняли программу с телевидения, это запретили, туда сказали не соваться. А дальше у тебя не остается выхода для твоего творческого роста, для ощущения самоуважения.
То есть, в какой-то момент ты встаешь перед выбором: либо ты всю жизнь ведешь программу «Дом-2» и объявляешь Диму Белана на концертах Первого канала, либо ты должен от этого отказаться и начать совершенно другую жизнь – если ты хочешь попробовать реализовать себя в чем-то другом. У нас, к сожалению, западного принципа, когда ты плавно можешь начать меняться и менять профессию, менять свои интересы, невозможно. Потому что ситуация такая: запрет по факту на любую политическую журналистику.
С.КОРЗУН: Мне кажется, что смысл вопроса был в другом: был ли кто-то, кто вас заставил, по словам нашего слушателя?
К.СОБЧАК: В каком смысле? Пришли с пистолетом, сказали: Ксения, мы ждем тебя на митинг, приходи? - такого не было. Это как-то странно.
С.КОРЗУН: Но Илья Яшин повлиял на ваше решение участвовать?
К.СОБЧАК: Знаете, я не очень люблю обсуждать свою личную жизнь, но если это интересно – мы познакомились на втором митинге. Я на первый митинг пришла на Болотную, я была там в толпе людей и совершенно не думала, что это вызовет такой резонанс. Если вы помните эти события, - кто-то в «Твиттере» вывесил мою фотографию на митинге. Потом она попала в новости Первого канала, потом началась какая-то раскрутка этой истории и дальше уже, на следующем голосовании среди выступавших, я выиграла возможность выступить на Сахарова. И там я познакомилась с Ильей Яшиным, то есть, это было уже после первого митинга.
С.КОРЗУН: То есть, не было конкретно человека, который вынудил.
К.СОБЧАК: Есть люди, и сейчас такие люди есть, которые на меня влияют - это нормальный процесс. Но сказать, что был один человек, который так сильно и радикально на меня повлиял, наверное, будет преувеличением.
С.КОРЗУН: И еще вопрос по теме перемен. Корпакс: «Со многим соглашаюсь из декларируемых вами политических взглядов, отчасти поэтому мне кажется, что вас качнуло из одной крайности в другую. Спрашивать ничего не буду, просто пожелаю скорейшего выздоровления. С людьми, с которыми вы сейчас, вряд ли вам по пути – если, конечно, ваши декларации искренни, как хотелось бы верить». Прокомментируете?
К.СОБЧАК: Меня никуда не качнуло – меня качнули. Я со многими нашими главными оппозиционными лидерами расхожусь и в средствах и в их действиях, и в их заявлениях. Поэтому, скорее, это общественное мнение, которое всегда ставит меня в один ряд с другими главными оппозиционными лидерами. Нас объединяет во многом желание действительно честных выборов, демократизации, и так далее. Но по методам, по решениям этой ситуации я далеко не всегда согласна.
Принципиально я не согласна со следующим – если говорить четко и в нескольких словах, - принципиальны мои расхождения с Удальцовым, с навальным, Яшиным и другими в следующем: я считаю, что идти с бескомпромиссной позицией «Путин в отставку». «Путин уходи», и мы не будем вести никаких переговоров, на данной стадии это нецелесообразно и не вполне конструктивно, потому что это невыполнимая задача, потому что совершенно непонятно, зачем тогда в такой ситуации человеку садиться за стол переговоров, если в его руках вся полнота власти, легитимно признанные выборы международным сообществом и достаточно серьезная поддержка населения.
И этот путь – стенка на стенку, такая жесткая, бескомпромиссная позиция, она приводит только к обострению ситуации, а не к решению внутри этой ситуации. Поэтому это я не разделяю. Я считаю, что, к сожалению, несмотря на то, что, может быть, это был бы какой-то вариант, который устроил бы большинство людей, которые выходят на площади, - к сожалению, он на сегодняшний момент невозможен. Политика это искусство возможного. Поэтому из возможных вариантов нужно находить и пытаться найти тот, который бы реально был компромиссом. Этот вариант не является компромиссным для власть предержащих людей, и это нужно, к сожалению, понимать.
С.КОРЗУН: Два слова о вашем отце. Не секрет, что имя Собчака, вашего оцта, вызывает у одних гнев, у других наоборот, демократическую радость. Вы лично имя вашего оцта готовы защищать во всех обстоятельствах?
К.СОБЧАК: думаю, что имя моего отца не нуждается в защите. Это имя, во всяком случае для меня, и не только отца, но и человека, который очень много сделал для моего родного рода. И то, что он вернул городу историческое имя, что он был в этом городе в самое тяжелое для него время в новейшей истории и то, что, может быть, многое не получалось из-за неопытности, отсутствия навыков в политике на тот момент не только у него, но и у многих его современников, это тоже, наверное, факт жизни, каким он был. Мне кажется, что мне некорректно защищать или не защищать человека, которого я безмерно любила и который является моим отцом, и я даже не думаю, что этого кто-то будет от меня требовать. Потому что я очевидно не смогу быть объективна здесь. А когда человек не может быть объективен, его мнение вряд ли может быть по-настоящему ценным. Понятно, что для меня мой отец всегда будет, прежде всего, моим отцом и самым любимым мною человеком.
С.КОРЗУН: То есть, ответ скорее «да», потому что есть люди, которые продолжают нападать на Анатолия Собчака. Но мы поговорим об этом после перерыва.
НОВОСТИ
С.КОРЗУН: Продолжаем программу с той точки, которую начали. «Что вы знаете о Юрии Шутове, почему его приговорили, какую угрозу он представлял? Он работал у Собчака до Путина». В семье поднималась эта тема? Напомню, что этот человек сидит по обвинению в заказе убийства, у него пожизненный срок, он с 1999 г. за решеткой.
К.СОБЧАК: Сказать, что он работал с моим отцом – это преувеличение.
С.КОРЗУН: В администрации.
К.СОБЧАК: Это было очень короткое время, на самом первом периоде. И потом Собчак, очень быстро осознав, что это за человек, его уволил, после чего озлобленный Шутов начал писать какие-то совершенно мракобесные вещи, которые некорректно обсуждать, но помимо всего прочего, это человек, осужденный за ряд убийств – мы даже не говорим сейчас о мошенничестве, или каких-то других преступлениях, а просто о бытовых убийствах. Поэтому обсуждать преступников очень странно.
С.КОРЗУН: «Знаете ли вы о фактах, обнародованных Мариной Салье о деятельности вашего оцта и Путина? Считаете ли вы, что смерть вашего отца связана с Путиным?»
К.СОБЧАК: Марина Салье это еще один пример человека, который конкурировал с моим отцом на первых выборах в Санкт-Петербурге - она проиграла ему, и видимо, это очень долгое время не давало ей покоя. Собственно, с тех времен она писала свои пасквили.
С.КОРЗУН: То есть, всерьез вы это не принимаете как угрозу доброму имени отца. Спрашивают, будут ли какие-либо мероприятия, посвященные 75-летию вашего отца?
К.СОБЧАК: Безусловно. В очередной раз мы будем готовить фильм документальный и выпуск книги, и в Санкт-Петербурге пройдут какие-то торжества, связанные с этим.
С.КОРЗУН: Расскажите вообще об истории фамилии. Отец родился в Чите.
К.СОБЧАК: Так как у нас в стране, до сих пор, к сожалению, не только гомофобия, но и антисемитизм очень распространенная вещь, все плохое у нас принято связывать с евреями, почему-то очень часто даже в «Твиттере» мне все время сыпятся проклятия. Я, как человек, который очень остро к любому национализму относится, в принципе уже готова подписаться под тем, что Собчак это еврейская фамилия, хотя это, мягко говоря, совсем не так. Во мне течет четыре крови, мой отец наполовину чех, наполовину поляк, дедушка был поляк, бабушка чешка, а по маминой линии бабушка русская, классическая. Из Пскова. Валентина Владимировна Хлебосолова, а дедушка еврей. Борис Моисеевич Нарусович. Который впоследствии. Уже пройдя войну, в сталинские времена поменял фамилию, стал Нарусовым. Фамилия Собчак, кстати, одна из самых распространенных фамилий в Польше – Собчак это как Иванов.
С.КОРЗУН: Насколько далеко просматривается по генеалогическому древу история?
К.СОБЧАК: Дедушка был красноармейцем, жил какое-то время в Чите. К сожалению, не могу сказать, что знаю глубоко историю – скорее до родственников своих родителей.
С.КОРЗУН: А со сводным братом и сестрой поддерживаете отношения, с детьми Анатолия Александровича от первого брака?
К.СОБЧАК: К сожалению, нет. Мы виделись несколько раз на каких-то мероприятиях, связанных с моим отцом. Но мы всегда приглашаем Машу, у нас большая разница в возрасте, и она живет своей, обособленной жизнью.
С.КОРЗУН: А маленькие Собчаки когда появятся?
К.СОБЧАК: В планах нет пока.
С.КОРЗУН: Пока другие планы. Дунант: «На мартовских выборах был популярен клип, снятый вами на одном из участков: молоденькая девушка по воле нехороших людишек была вовлечена в скандал из-за двойного голосования. Вы обещали это вопиющее нарушение довести до логического конца. Каков он, этот конец?»
К.СОБЧАК: Этот конец был, я выкладывала материалы в «Твиттере» по поводу этого дела. Я дошла до Чурова, и позже, уже придя в мою программу «Собчак живьем» г-н Чуров принес документы о том, что эти списки были аннулированы, голосования по этим спискам были аннулированы, но фактов для возбуждения каких-то уголовных дел или обнуления результатов голосования по участку он не усматривает. У меня был только один вопрос – конечно, я не являюсь главой ЦИК, но мне не очень понятно, как можно обнулить список внутри участка для голосования – насколько мы знаем, голосование анонимное, и я не очень понимаю, как его можно постфактум обнулить. Я пыталась выяснить эту ситуацию, Чуров принес официальные документы, но я до конца не поняла этого объяснения – как именно из уже отправленных бюллетеней вычленялись бюллетени этого списка «Металлистинвеста». Но решение официальное было, что этот список был аннулирован, признан фальсифицированным, а голосование по участку, - чего я добивалась, - отменено не было. Потому что было не найдено состава преступления.
С.КОРЗУН: Ситизен: «Ваш адвокат далеко не рядовой неоднократно информировал о подаче исков против незаконных действий органов в отношении вас. Поясните состояние дел с этими исками?»
К.СОБЧАК: Состояние таинственное – мы это так называем. Все иски были поданы, пришел первый ответ от Следственного комитета, что деньги они вернуть на данный момент не могут. По какой причине, не совсем понятно, потому что по нашему законодательству либо эти деньги должны быть признаны вещьдоком по делу 6-го мая, - что абсолютнейший абсурд. Потому что даже при всех стараниях СК не очень понятно, как их можно присобачить к вещьдоку, - то есть, это очень тяжело будет сделать, хотя я не сомневаюсь в талантах СК.
С другой стороны, если они считают, что если совершены какие-то налоговые преступления, то они тоже должны завести уголовное дело, предъявить мне состав этих преступлений и далее уже мы будем защищаться и опровергать те факты, которые они нам предъявят. Этого тоже сделано не было, - повторяю, никакого уголовного дела по налоговым нарушениям пока не возбуждено. Но даже в случае, если вдруг они смогут такое дело каким-то хитрым образом сконструировать, деньги в любом случае нужно вернуть, потому что налоговые претензии – у меня есть все основания показать, что даже если они есть, хотя я не очень понимаю, как они могут возникнуть, - мы готовы погасить.
С.КОРЗУН: До уголовного дела идет обычная проверка, наверное.
К.СОБЧАК: Камеральная проверка.
С.КОРЗУН: Вас это коснулось каким-то образом?
К.СОБЧАК: У меня все документы в порядке, я считаю, что проверка дело хорошее, пусть проверяют, все декларации у меня есть, я все их готова предъявит их в любой момент, они уже сделали запрос в налоговую - я считаю, что это правильно, наше государство должно проводить такие проверки, и мы все должны платить налоги, - у меня тут нет никакой претензии в этом смысле, и бояться мне тут совершенно нечего. Вопрос, что после этой камеральной проверки мне бы хотелось все-таки получить ответ, на каком основании удерживаются эти деньги.
С.КОРЗУН: Несколько вопросов по ролику, который недавно появился в сети. Розенблюм: «Слышал, что вы хотели снять ответный клип – как бы было классно».
К.СОБЧАК: Мы уже сняли, он скоро появится, мы находимся на последних стадиях монтажа - учитывая те события, которые сейчас происходят в нашей стране, я думаю сейчас не самые лучшие дни для юмора, но я обещаю, что этот клип в сети обязательно появится. Это будет не просто клип, а еще и реклама.
С.КОРЗУН: Реклама чего?
К.СОБЧАК: Одного замечательного банка. Поэтому я не просто сняла клип, я еще и чуть-чуть заработала денег в конвертах.
С.КОРЗУН: По конвертам сами раскладываете?
К.СОБЧАК: Конечно.
С.КОРЗУН: Вопрос по «Дому-2»: «Ваш личный выбор, или как с премией МУЗ-ТВ – давление сверху?» - Элоис.
К.СОБЧАК: Если бы было давление, я бы об этом сказала. Это мой личный выбор. Причем мы это решение обсудили уже давно. То есть, те сливы про Веру Брежневу, про какой-то уход из «Дома-2», который появился два-три месяца назад я свожу на непорядочность людей внутри организации на более мелких постах. Потому что я пришла с этим решением несколько месяцев назад, когда мне стало очевидно, что общественная жизнь страны волнует меня гораздо больше, чем жизнь участников телепроекта. Я пришла к гендиректору Роману Петренко, и он попросил меня доработать тот срок, который я обязана по договору доработать. Я сказала, что, безусловно, это сделаю и предупредила, что дальше контракт я продлять не буду. Ну а дальше на этом начались какие-то спекуляции.
С.КОРЗУН: Внутреннее отношение к этому проекту не изменилось? Контра-Про: «передача – дебилизатор-растлитель. Не удивляйтесь, что всю свою жизнь будете нести на себе печать этой мерзости», «В вашем «Доме-2» много лет программировали молодежь на наглость и эгоизм. Не «Дом-« ли пожирает вас сейчас?»
К.СОБЧАК: Я вообще против категоричных суждений, тем более против того, чтобы их комментировать. Я считаю, что люди, которые относятся с ненавистью и нетерпимостью к чему бы то ни было - «Дом-2», или люди другой национальности, другого интеллектуального развития – это всегда зло, которое порождает только зло. Я считаю, что этот период был в моей жизни, говорить сейчас о том, хороший он был, плохой, сделал бы я этот выбор 8 лет назад, или не сделала, сейчас бессмысленно. Прошлое изменить невозможно – оно такое, какое оно есть. Мы можем менять то, что будет происходить с нами сейчас, сегодня, завтра и в нашем будущем. А всю жизнь жить прошлым и думать о том, как там было и правильно ли я поступила? – это уже было, исправить это невозможно. И, наверное, без «Дома-2» не было бы многого другого в моей жизни. Я бы не умела так противостоять критике, не умела бы отвечать на нападки, не имела бы возможности общаться с простыми людьми совершенно не из моего социального среза, чтобы лучше их понимать. И, наверное, не было бы массы других позитивных моментов, которые точно тоже за эти 8 лет там были.
С.КОРЗУН: Что впереди из других проектов? Марта: «Госдеп-2» на «Снобе» - умерли?»
К.СОБЧАК: Нет, но просто как все такого рода большие, дорогостоящие программы, ушли в отпуск, с сентября вернутся - это нормальная телевизионная и интернет-практика. Поэтому с сентября будут новые выпуски и «На Пике» и «Госдеп-2» и какие-то проекты на «Дожде», радио - будут продолжаться. То есть, по мере ого, как это будет возможно и насколько меня перестанут в этом смысле травить и выгонять, я буду это делать.
С.КОРЗУН: А журнал это всерьез - я имею в виду «Эс-Эн-Си»?
К.СОБЧАК: Безусловно. И знаете, мне очень интересно и радостно над этим работать. Потому что это будет совсем не политический журнал, при том, что он полностью поменяет свое лицо, не будет иметь никаких ассоциаций с тем, что было раньше, - во всяком случае, я на это очень надеюсь. Первый номер под моим руководством выйдет уже в сентябре. И мне бы очень хотелось, чтобы этот журнал стал знаковым журналом для молодых москвичек с очень разными интересами, для модной городской жительницы – там будет много про искусство, моду, культурные мероприятия в Москве, - про все то позитивное, чего нам сейчас, может быть, так не хватает в наше смутное время.
С.КОРЗУН: Политически позитивное тоже будет?
К.СОБЧАК: Я намеренно хочу, чтобы там был минимум политики. Если она и будет туда просачиваться, то только через опосредованные темы. Именно потому, - знаете, нужно бить из всех орудий. С одной стороны, есть поле для политики, с другой стороны должно быть обязательно поле для нормальной позитивной жизни. И это поле это тоже поле политики на самом деле. Потому что люди, которые будут читать подобные журналы, которые будут понимать, что такое хороший вкус, что такое по-настоящему модно, что такое прогрессивность в том или ином проявлении, - эти люди уже никогда не будут теми, кто будет голосовать за «Единую Россию» - это вещи, на мой взгляд, абсолютно взаимосвязанные. Потому что большие противоречия с нашей властью лежат именно в эстетическом поле, и это хорошо, потому что, в конце концов, эстетика может победить очень многое. И эстетика молодых людей, нового поколения, настолько другая, эта энергия настолько другая, люди другие, что заставить их жить даже с точки зрения культуры, эстетики и вкуса в этих рамках, будет невозможно через какое-то время.
С.КОРЗУН: Пермь-Энерго, вопрос про аккаунт: «Ксению Собчак читают 4, до этого несколько лет был О. Это победа здравого смысла над эгоизмом? Вас действительно стало интересовать мнение других людей, или?»
К.СОБЧАК: Во-первых, уже старая информация – у меня уже 36 человек, кого я читаю. Это просто желание в какой-то момент саму себя сохранить от огромного масштаба и количества информации. Я смотрела до этого ее на новостных сайтах, понимая, что это огромный объем.
С.КОРЗУН: В адаптированной форме.
К.СОБЧАК: Да, сейчас у меня это отнимает огромное количество времени, и вообще «Твиттер» и все эти технологии съедают катастрофически много времени – это главный бич в нашей современности.
С.КОРЗУН: Вспоминают о молодежном движении 2006 г. «Все свободны» - тогда ваша мама вместе с вами представляла это движение.
К.СОБЧАК: Людмила Нарусова не представляла, приходила меня поддержать.
С.КОРЗУН: Все умерло? все перестали быть свободными?
К.СОБЧАК: Тогда эта идея была менее актуальна, как ни странно, чем сейчас, а сейчас просто не то время, чтобы создавать какие-то партийные организации. Планировалось, что это будет интернет-комьюнити людей, которые смогут общаться друг с другом, какое-то противопоставление той «нашисткой» структуре, которая на тот момент цвела бурным цветом.
С.КОРЗУН: Здесь «Твиттер» фактически заменил?
К.СОБЧАК: Заменил. И стало больше людей, которые в этом нуждались. Может быть, в то время это не было настолько актуально, как в то время не могла состояться, образно говоря, Болотная. При всей наивности этой идеи тогда - сейчас я понимаю, что конечно, это была наивная идея - небольшой организацией и несколькими выступлениями противостоять огромной кремлевской махине под названием «Наши» - конечно, это было прекраснодушие. Но тогда и не было такой востребованности, это не воспринималось как что-то, с чем нужно бороться, себя противопоставлять, делать что-то другое. Может быть, это был чуть наивный проект.
С.КОРЗУН: Пикировка с Якеменко закончилась?
К.СОБЧАК: Пикировки не было, было прекрасная программа – посмотрите, я очень горжусь, - у нас получился прекрасный разговор. Он приходил ко мне на «Дождь», мы беседовали с ним. Мне кажется, он уже отыгранная фигура. Другое дело, что жаль, что, к сожалению, огромное количество людей из политики уходят, имея такую репутацию, как Василий Якеменко, и далее ничем за это не платя – никаких ни расследований, ни преследований. Вот пожил человек, отработал бюджеты, прожил какую-то жизнь в политике, ушел, и я уверена, что сейчас он прекрасно себя чувствует, наслаждается жизнью, пирогами.
С.КОРЗУН: Чувствую, что вам жаль, что он ушел.
К.СОБЧАК: Нет, мне не жаль. Я просто за то, чтобы всегда какая-то справедливость могла восторжествовать, а здесь ощущение, что был какой-то масштабный проект-тире-афера, - который закончился, и ничего дальше за этим нет. Знаете, когда было «МММ» Мавроди все-таки посадили, хотя он сейчас и вышел на свободу и опять что-то подобное создает. А здесь даже этого промежутка нет, - тут никого не сажали, никто на свободу не выходил. Ну, был один проект-афера, закончился, - все даже не скрывают, что с ним произошло. Ну, создается какая-то менее масштабная, тоже странная структура. Посмотрим, что будет дальше – я уже ничему не удивлюсь.
С.КОРЗУН: Вопросы о Путине: «Кто кого предал? Анатолий Собчак в «черном списке»? Пишу и боюсь. Это нормально - бояться?» - Найтс.
К.СОБЧАК: В наших чувствах вообще нет ничего ненормального. Ненормальное в другом – когда мы их начинаем скрывать и когда мы начинаем оправдывать эти чувства чем-то другим. Боятся очень многие, и я иногда боюсь, - к сожалению, трусость нам всем присуща. Вопрос только в том, умеешь ли ты преодолеть эту трудность и пойти дальше, или не умеешь. Или, если не умеешь, честно должен в этом тоже признаться и сказать: слушайте, я не могу идти дальше, мне страшно, я не готов, - и это тоже честно, и никто за такой ответ не осудит. Ни меня, ни кого-то другого, ни любого человека, который в каждый момент времени может сказать: все, я больше не могу, мне страшно.
Страшно по-настоящему другое. И я сейчас сталкиваюсь с этим в жизни с моими бывшими близкими. Когда человеку трусливо, - например, со мной общаться, подойти к телефону, что-то сделать. Но вместо того, чтобы об этом честно сказать: слушай, я боюсь, боюсь у себя проблем. Люди начинают внутренне оправдывать это, накручивать на это простое, примитивное чувство страха, какую-то идеологию: а вот на самом деле я этого не делаю, потому что я считаю, что вы там это неправильно делаете, или что это все закончится ужасной и страшной войной и революцией, или чем-то еще. Вот когда это оправдание собственных страхов, это и есть грань подлости и грань нечестности с самим собой. Вот туда ходить нельзя. Ты должен точно внутри себя уметь признавать себе: это просто моя трусость. Это не моя идеология, и это не то, что я хочу поддержать Путина или не Путина, - просто мне страшно.
С.КОРЗУН: «Есть у вас еще надежда на благосклонность дяди Володи?» - Кариес.
К.СОБЧАК: Знаете, у меня этой надежды изначально не было и сейчас нет. Я прекрасно знаю, что Владимир Владимирович человек, который… ну… как же так помягче сказать – не злопамятный, просто у него память хорошая, - вот так я выражу эту мысль. Это было понятно, что для него ощущение лояльности принципиально. Ему кажется, что эту лояльность я предала. У меня свое мнение на сей счет. Я не считаю, что сказать правду в ситуации, когда эта правда это единственное лекарство от страшной, смертельной болезни – что это предать лояльность Я считаю, что как раз настоящий друг найдет в себе силы сказать правду о критической ситуации в стране. И в этом смысле это звучит, конечно, чуть-чуть нагло, но я все-таки скажу: я как раз считаю, что я большой друг нашего президента. Потому что я нашла в себе силы, несмотря на всю ту травлю, которая сейчас происходит в моей жизни, об этом сказать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий